– Не одобряешь моих умений, да? – весело спросил царевич у священного зверя и тихо рассмеялся. – Я тоже не в восторге. Но Владыка Мёртвых не для того позволил мне вернуться, чтобы я грыз свой хвост от жалости к себе, не находишь? Мне предстоит много работы. Видишь, я очень стараюсь быть достойным дара возвращённой мне жизни.

Пёс чуть ощерился в подобии ухмылки и коротко вильнул хвостом, словно в знак одобрения. В этот миг мысли Хэфера странным образом очистились, и он снова ощутил присутствие, которое сопутствовало ему во время пребывания в храме. Его сердце совершенно по-юношески пропустило пару ударов от приятного волнения. Он знал это присутствие – его жрица снова пришла понаблюдать за ним. Хэфер не сомневался, что и пёс прекрасно понимал, кто ещё был здесь с ними. Но зверь не выдавал жрицу даже случайным взглядом, брошенным в её сторону.

Царевич решил продолжить тренировку, делая вид, что ничего не заметил, чтобы та, что наблюдала за ним, не испугалась и не ушла. Он повторял упражнения, которым его обучали ещё в юности, не увеличивая скорость, а сосредоточившись на точности. При этом он старался оставаться спиной к колонной галерее, где, как ему казалось, скрывалась жрица. Иногда краем глаза он как будто подмечал какое-то движение, но, возможно, ему только казалось.

Вскоре – к его неудовольствию слишком быстро – уставшее тело заставило Хэфера остановиться и перевести дух. Отложив тренировочный меч, царевич отдышался, но потом взял лук и несколько стрел, ослабил тетиву и подошёл ближе к мишеням. Натяжение было слишком слабым, чтобы выстрел мог причинить вред, используй он лук против живого существа. Хэфер вздохнул, понимая, что сейчас не был ни воином, ни охотником, и постарался отогнать мысли о том, что, возможно, больше никогда ни тем, ни другим не станет.

«Что ж, сегодняшний день ничем не хуже других», – подумал он, а вслух сказал:

– Знаешь, если мне нельзя видеть тебя, то я могу не оборачиваться. Обещаю, что и не стану, пока ты сама не позволишь. Но я был бы… чрезвычайно рад хотя бы поговорить с тобой. А судя по тому, что ты часто приходишь ко мне… ты тоже была бы не против этого.

Ему никто не ответил, но Хэфер чувствовал – она не ушла. Царевич воткнул несколько стрел в песок перед собой, выбрал одну, наложил на тетиву и выпустил. Его руки предательски дрожали от усталости, а в груди кололо, несмотря на то что он, как ему казалось, берёг силы и не перетруждал своё ставшее хрупким тело. Хорошо хоть глаза не подвели – стрела попала точно в цель.

– Мы ведь знакомы с тобой даже ближе, чем многие, проведшие вместе годы, – доброжелательно продолжал рэмеи. – Ты видела мою душу, а я – твою магию. Какие бы ни стояли между нами запреты, вряд ли простой разговор нарушит какой-то из них после того, что мы уже узнали друг о друге. Разве что ты принесла обет молчания, но я редко встречал такое среди жреческих практик.

Мгновения потянулись очень медленно. Он ждал и напряжённо вслушивался в тишину. Пёс вздохнул и положил морду на лапы, прикрыв глаза. Хэфер покачал головой и тоже вздохнул, но когда наклонился за следующей стрелой, ему тихо ответили:

– Нет, я не приносила такого обета.

Царевич замер, не уверенный, что это ему не показалось, и медленно распрямился.

– Ты обещал не оборачиваться, помнишь? – взволнованно добавил голос.

Конечно же, он звучал совсем иначе, чем в музыке заклинаний, и вместе с тем до боли знакомо. Этот голос шелестел, как тростник в заводях Великой Реки, как пение систров[25] в руках храмовых танцовщиц. Он был по-своему мелодичным, хоть и довольно низким для женщины.

– Я не обману твоего доверия, – заверил её Хэфер, разводя руки, всё ещё сжимавшие лук и стрелы, в стороны. – Видишь, я не смотрю. А когда пойду собирать стрелы из мишеней, я предупрежу тебя, и ты спрячешься получше. Благодарю, что отозвалась мне…

Происходящее напомнило ему краткий хрупкий миг, когда он удержал руку жрицы в своих ладонях. Ему так о многом хотелось расспросить её и так о многом рассказать! Но он должен был ступать по выстраивающемуся между ними мостику постепенно, осторожно, чтобы тот не осыпался навсегда.

– Мне показалось, сегодня тебе особенно нужна была поддержка, – тихо ответила жрица. – Когда ты работаешь вместе с другими, говоришь с ними, твоя печаль почти незаметна. Но в одиночестве ты поддаёшься ей… Твоё выздоровление завершится, господин мой царевич, – добавила она горячо. – Я знаю это совершенно точно.

Хэфер чуть улыбнулся:

– Благодарю тебя.

Она не ответила. Тогда он заговорил снова, пытаясь донести до неё сразу всё, что накопилось у него на душе:

– За всё это время я так и не подобрал достойных слов благодарности ни для других, ни тем более для тебя, мудрая. Да слова и не соизмеримы с тем, что вы сделали для меня. Но когда вернусь в столицу, я выберу каменщиков и художников, чтобы восстановить ваш храм. Я помогу наполнить ваши кладовые и погреба. Я хочу, чтобы это святилище процветало!

– Это будет… очень хорошо, да. Об этом храме давно забыли, и нас слишком мало, чтобы достойно заботиться о нём и о древних некрополях на Западном Берегу.

– Если бы я был скульптором, то сам вырезал бы статую Стража Порога для ваших святилищ, но мне придётся заказать её. Это займёт какое-то время. Зато я знаю, где добывается лучший чёрный оникс для драгоценных статуй и молочный кварц для облицовки внутренних святилищ Ануи.

– Поистине императорские подарки обещаешь ты, господин, – тихо заметила жрица.

– Подарки наследного царевича, – поправил он, – добром за добро. Но пока я здесь, я не могу отдать необходимые распоряжения. Скажи мне… чем я могу отблагодарить лично тебя? Чего бы хотела ты, мудрая?

– Моя радость – в служении Стражу Порога, Хранителю Вод Перерождения.

– И только?

Она замолчала. Спиной он чувствовал её пристальный взгляд, и это необъяснимым образом волновало его, точно случайное прикосновение, нежное и желанное.

– Мне нравится видеть тебя, – сказала жрица наконец, и Хэфер даже несколько растерялся от её прямоты. – Видеть, как понемногу раскрывается твоя Сила, как разгорается жизнь в тебе. Это приносит мне радость… Когда ты уйдёшь от нас и восторжествуешь над своими врагами, я буду… – её голос чуть дрогнул. – Я буду рада, если ты навестишь нас ещё хоть раз.

Не имея возможности склониться в поклоне перед собеседницей, царевич поклонился перед собой.

– Я никогда не забуду то, что вы делали