и делаете для меня. В обители Смерти я нахожу не только покой, но и обновление жизни, и черпаю здесь силы… Да, я бы очень хотел вернуться. Но и покину я вас ещё не скоро, – он лукаво улыбнулся. – Стало быть, мы ещё не раз можем поговорить.

– Нет, нельзя, – спохватилась жрица.

– Но почему? Если с тобой связаны какие-то ваши тайны – я никому их не раскрою, слово Эмхет, – Хэфер коснулся груди в древнем жесте обета.

– Я знаю, что ты не принесёшь нам… и мне вреда, – мягко ответила жрица. – Не спрашивай, почему нельзя…

– Но ты ведь всё равно будешь рядом со мной, пока я здесь? – спросил он с надеждой и вместе с тем уверенно.

Она не ответила, да этого и не требовалось. Между ними воцарилось некое безмолвное понимание.

– Что я могу сделать для тебя? – тепло повторил Хэфер. – Будь ты обычной женщиной, я бы доставил тебе лучшие ткани, и благовония, и прекрасные украшения, но даже этого было бы недостаточно. Или… – неожиданная мысль озарила его, – хочешь, я подарю тебе новую лиру из драгоценного кедра с побережья, из которого добывают смолу для храмовых курильниц? И струны её будут покрыты чистейшим электрумом, как вершины обелисков.

Она тихо рассмеялась, и эти бархатные переливчатые звуки прогнали по его телу приятную дрожь. Поистине, в её голосе была чистая магия, далёкая и нездешняя, как дыхание Западного Берега… и вместе с тем такая родная.

– Если и такое тебе по силам… разве смею я отказаться?

– Может быть, когда ты будешь играть на ней, ты вспомнишь, как нашла мою душу среди безликих теней и проложила для неё путь к Берегу Живых…

– Я… буду помнить, да… – чуть слышно согласилась она.

– Я люблю твой голос, – признался Хэфер. – Он снится мне иногда.

– Это… бесспорно… очень приятно…

– Не слишком ли дерзко будет попросить тебя спеть? Не гимны или молитвы, просто… что-нибудь… что вы вообще поёте, когда не творите ваши священнодействия… – он смутился и запнулся.

Давно, очень давно царевич не испытывал смущения, разговаривая с женщинами. Обычно его разум оставался спокойным и чистым. Но сейчас Хэфер никак не мог унять это странное волнение.

– Ну, я всё же не служительница Золотой. У них гораздо лучше получается петь, – со смехом ответила жрица. – Хотя, подготавливая тела к Вечности, мы поём и читаем речитативы, это правда.

– Что ж, приятно знать, что однажды, когда мои внутренности будут вынимать из меня и раскладывать по священным сосудам, это будет происходить под музыку, – в тон ей согласился царевич. – Но, может быть, ты знаешь песни не только для мумификации?

– Знаю… – вздохнула жрица. – И про рассвет, и про золотой песок, и про ласковые волны Великой Реки… Не только про Смерть. Нас боятся и сторонятся, но мы, как мало кто, дорожим истинными ценностями жизни, этой и последующей. Мы зрим её красоту в угасании и новом рождении.

– Не сомневаюсь в этом… в вашем умении восхищаться красотой жизни. Пребывая среди вас, я вижу это, чувствую. Да и твои прикосновения не несли в себе холод Смерти, напротив.

– Забудь об этом, прошу, – испуганно прервала его жрица.

– Касаться тебя – непозволительно? – с грустью спросил Хэфер. – Прости, я не хотел оскорбить тебя тогда.

– Ты не оскорбил, но… Да, не просто так нам лучше не прикасаться к живым.

– Но мне кажется, я помню… – он задумчиво запустил руку в волосы, стянутые сзади, чтобы не мешали, – помню, что ты прикасалась ко мне, когда я был ещё слишком далеко и не мог ощутить в полной мере… И это успокаивало меня там.

Она вздохнула. Хэферу показалось, что жрица стояла всего в нескольких шагах от него. Ах, как велико было искушение обернуться! Но он дал слово.

– Мне пора, господин мой царевич, – сказала жрица.

– Очень жаль… Когда, – он намеренно использовал это слово вместо «если», – ты придёшь снова, мудрая, мы можем поговорить ещё?..

– Разве смею я отказать? – ответила она весело, но с удивительным теплом в голосе. – Хорошей тренировки, царевич. Твоё тело вернёт свою силу и даже обретёт больше, я знаю. Просто дай ему время.

Почему-то от этих простых слов Хэфер испытал облегчение, и горечь бессилия стала понемногу уходить. Ему не терпелось дождаться следующего дня.

⁂

Таэху принимали её с таким искренним радушием, что Анирет лишь укрепилась в своём изначальном ощущении: её сердце было на своём месте здесь, в чудесной Обители древнейшего жреческого рода, где царило спокойное величие мудрости. Всё восхищало девушку, со всем хотелось успеть соприкоснуться – проводить часы в библиотеке, изучать старинные артефакты, наблюдать за исследованиями, участвовать в священнодействиях. Не раз царевна ловила себя на мысли, что, сложись обстоятельства иначе, она пожелала бы остаться здесь – возможно, для обучения, а возможно и навсегда. Но её долг заключался в ином, и ей предстояло закончить два важных дела.

Для обсуждения одного из них, наиболее важного, Анирет сегодня и пришла к Верховному Жрецу Джети, ровеснику её отца, и разделила с ним уединённую трапезу. Её угощали лучшим храмовым вином, которое казалось даже изысканнее того, что хранилось в дворцовых кладовых. Самые простые из блюд, вроде знакомой каждому рэмеи запечённой в глине рыбы из реки Апет, обладали каким-то непередаваемым вкусом.

Слушая мудрые речи главы Обители, девушка старалась побороть трепет, который вызывала у неё суть разговора. Глубокий взгляд индиговых глаз был ласковым, но от того не менее проницательным.

– Твой страх мне глубоко понятен, – мягко проговорил Верховный Жрец. – Тяжело поменять свою природу даже во имя долга. Твоя душа для своего развития решила в этот раз воплотиться женщиной, и вдруг от тебя требуется изменить свою нынешнюю природу, энергию. Но в высшей части твоего сознания уже заключён опыт всех твоих предыдущих трансформаций. Сила Ваэссира будет обращаться к тому в тебе, чем ты уже была когда-то, и пробуждать это. Разумеется, тебе будет нелегко. Но всё же и не так уж невозможно, как может показаться сейчас.

– Я понимаю… по-своему… наверное… – тихо ответила царевна, теребя украшавший запястье широкий золотой браслет с узором из лотосов. – Но мне всегда было тяжело представить даже превращение наследника в Императора… Что уж говорить о наследнице?

– Вот здесь тебе и придёт на помощь мудрость твоего отца… и наша, – жрец посмотрел на неё с теплом и с некоторой долей сочувствия. – По меркам нашего народа, ты ещё слишком молода для брака. Ты не успела прожить ту часть своей жизни, которая должна быть посвящена только тебе самой и твоим личным свершениям. Но в нынешних обстоятельствах, пожалуй, замужество будет лучшим выходом. Дело