Хэфер решил ответить откровенно:

– Я бы и показал тебе… но ты ведь не поедешь со мной в Апет-Сут…

Жрица молчала. Он остановился, прислушиваясь, и ждал, а она так ничего и не сказала. Хэфер не знал, обидел ли её. Чтобы исправить впечатление, он стал рассказывать о ласковых заросших благоуханными лотосами заводях Великой Реки ближе к югу, где стояли бирюзовые храмы Золотой. Там начинались самые прекрасные из всех празднеств Таур-Дуат, чествовавших Любовь, дыхание которой было заложено в каждом творении Амна. Он поведал ей о том, как впервые увидел процессию жрецов и жриц в бело-золотых, кажущихся сотканными из эфира одеяниях. Они исполняли самую сладостную ритуальную музыку, какую только доводилось слышать тогда ещё очень юному царевичу. И они были так нереально прекрасны, озарённые сиянием Хэру-Хаэйат, что сердце рвалось им навстречу, и хотелось бежать за ними, забыв об изначальном своём предназначении, и служить Богине, вдохновлявшей всякое сердце…

– Да, я всерьёз, со всей силой своей юношеской порывистости пожелал стать Её жрецом… как моя мать, которую я почти не знал… Но потом я вспомнил, что говорят о Ней: всякий, кто открывает для себя любовь и вдохновение, служит Золотой, – закончил Хэфер и чуть улыбнулся. – Наверное, тебе сейчас это кажется глупым, мудрая. Но знаешь, ведь ты… с этой твоей удивительной музыкой… ты тоже совершенно точно озарена Её благословением.

Жрица так ничего и не ответила. Хэфер подумал, что она ушла, и тоже замолчал. Он как раз дошёл до конца некрополя, но пока ещё не пересёк границу. Рядом несла свои воды Великая Река, в закатных лучах Ладьи Амна казавшаяся не индиговой, а цвета тёмной меди. Царевич посмотрел на юг, туда, где текла знакомая и привычная прежде жизнь, оставшаяся сейчас так далеко.

А потом он услышал тихий перезвон струн среди древних камней и призрачный голос, знакомый, хоть и изменённый эхом. Музыка была манящей и печальной, подобающей этому величественному месту. Она навевала мысли о вечности, и в эти мгновения плеск волн Великой Реки, омывавшей западный берег, казался шелестом Вод Перерождения, бережно хранимых Ануи.

⁂

Перкау прогуливался по одной из внешних террас, размышляя о переменах. Он видел, как пёс-патриарх проводил Хэфера из некрополя, а потом последовал за Тэрой. Ближе к ночи вожак храмовой стаи пришёл составить компанию Верховному Жрецу. Долгое время бальзамировщик и страж сидели рядом, наблюдая, как над мастабами вдалеке восходила почти полная луна, ярко-оранжевая, ещё не успевшая наполниться серебром. Привычно подвывали шакалы, пришедшие как следует обнюхать следы тех, кто посещал некрополь до наступления темноты.

Пёс издал звук – нечто среднее между утробным лаем и низким воем – отвечая своим собратьям, а потом глубоко вздохнул и посмотрел на жреца. Как всегда, вожак храмовых стражей знал несколько больше, чем Верховный Жрец, но не всегда мог или желал донести свою мысль. Тогда Перкау сам в очередной раз поделился с ним своими тревогами. Взгляд патриарха сделался немного сочувствующим, но всё же чуть больше насмешливым. Жрец и без того понимал, что уже ничего не изменить.

Глава 10

Конец 2-го месяца Сезона Всходов

Жрецы восславили уход Ладьи Амна и приветствовали Владычицу Таинств Аусетаар, взошедшую на свой ночной престол. Они воспевали серебряную корону новорождённого месяца меж Её рогами, сияющие самоцветы в Её искристых крыльях, которыми она укрывала Таур-Дуат, Её лёгкую поступь, исцелявшую землю. Воспевали они и силу Владыки запретного знания, божественного брата Богини, имя которого не произносилось в этом храме без крайней нужды, – того, кто защищал Амна в Его еженощном путешествии за грань Мира, того, чьё могучее копьё способно было сразить безликое зло, угрожавшее бытию.

А когда вечерний ритуал завершился, Джети отвёл царевну, облачённую, как и все жрецы, в белое, в одно из внутренних святилищ за молельным двором Владычицы Таинств. Здесь стояла необычная статуя Богини Аусетаар. В руках Она традиционно держала Жезл Знания и свиток, но Её лицо скрывало плотное покрывало, не позволявшее прозреть всю скрытую за ним глубину тайны. Лик Богини, знакомый каждому рэмеи по рельефам, под этим покрывалом мог только угадываться, а потому сознание рисовало и другие образы. Аусетаар могла предстать щедрой дарительницей Знания и волшебства, но нельзя было забывать и о другом Её титуле – Госпожа Очищающей Боли, та, что преодолевала пределы, становясь воплощением мудрости, та, что потеряла всё и обрела в ином качестве, в новой ипостаси. Не было в душе смертного тайн пред сияющими очами Аусетаар, хранившей наследие всего рэмейского народа. И сейчас, стоя у подножия статуи, Анирет так странно было думать о Богине как о своей божественной матери. Но Владычица Таинств породила Ваэссира, а с Ним и весь род Владык Таур-Дуат… Царевна пока ещё едва понимала, как ощутить эту связь. Всем сердцем она надеялась, что время её отца закончится ещё очень нескоро.

Верховный Жрец накинул на голову девушки покрывало и аккуратно закрепил с помощью диадемы. Теперь её лицо было скрыто, а сама она видела лишь колеблющиеся тени в зыбких отблесках светильников. По сути сама Анирет теперь предстала воплощением Богини – той, благодаря кому другие могли познать таинства мира и собственной души, но лишь те из таинств, к принятию которых были готовы.

Джети обнял царевну за плечи и развернул к закрытым дверям, а потом передал ей систр. Девушка трижды встряхнула инструмент и тут же почти физически ощутила, как серебристый шелестящий звон очищает ритуальное пространство вокруг. Она передала систр стоявшему рядом Верховному Жрецу. Ритмичный звон разносился по святилищу, и божественные тайны проведённых здесь за века ритуалов перешёптывались между собой под музыку, слышимую больше сердцем, чем ухом.

Двери бесшумно распахнулись, и в зал вошли больше десятка рэмеи. Сквозь покрывало Анирет не видела их лиц, только силуэты. Стройный хор мужских голосов запел воззвание к Богине, прося Её благословить выбор наследницы Ваэссира Эмхет. В положенный момент, как учил Джети, царевна вплела свой голос в общий хор, моля Владычицу Таинств открыть её внутренний взор для истины и не дать допустить ошибку. Невысказанной же просьбой девушки – той, о которой она не решилась пропеть вслух, – было обрести сегодня союзника не только для её трона, но и для её сердца.

Мужчины остановились перед статуей, одухотворённой присутствием Богини. Зал погрузился в тишину, наполненную только звуком дыхания, шелестом одежд и звоном систра в руках Верховного Жреца. Анирет чувствовала нисходящее на неё величие – не её величие, то, которое разум не в силах был вместить в