– Да по мне что б они, владетели эти, в Стуже околели…

– Но не Белый мотылёк. Этот – другое дело.

– Мне сказывали, у него на нас большие планы. Сказывали…

– Людей послушай, так он и в рог Беролана голым задом протрубит. Ты слушай больше.

В Сердце города такого не услышишь. Но размышлять об этом – как и о неведомом Белом мотыльке – времени не было.

Стоять вот так, у всех на виду, не стоило – Ульм выпрямился и вошёл в «Хлад».

«Тебе нужен человек Веррана, – говорил ему Магнус, – любой, отмеченный им. Татуировка в виде морды вурра на руке, иногда на лице. Постарайся на ввязаться в неприятности, пока не найдёшь».

Чад, грохот и запахи «Хлада» ослепили и оглушили его – а он-то думал, что Парящий порт приучил его к злачным местам. Но деваться было некуда – Унельм заработал локтями, вдыхая ароматы лука, пота, дешёвого снисса, плохого табака… Над головой у него крутился огромный шар, обклеенный разноцветными стёклышками. Он отбрасывал пёстрые блики на гигантские старые бочки, заменявшие здесь столы, фигуры пьющих, болтающих и танцующих, длинную стойку, у которой толкались люди обоих полов и всевозможных возрастов. Кажется, здесь не принято было оставлять детей за порогом кабака – иначе Унельм не мог понять, что здесь забыли шнырявшие тут и там мальчишки и девчонки с голодными глазами и грязными руками.

– Ищешь неприятностей, сынок? – спросил его из-за стойки здоровяк в распахнутом кожаном жилете, расшитом бисером и мелкими птичьими косточками. Таких усов, как у него, Унельм прежде не видывал. Но татуировок вурра на нём не приметил – как и на всех, мимо кого он сюда пробирался. Но отчаиваться было не в его характере – и, улыбнувшись кабатчику, он уже знал, что делать.

– Только дешёвой выпивки, – сказал Унельм и развёл руками. – Правда, заплатить мне нечем.

– Тогда лучше сразу выметайся, – дружелюбно посоветовал здоровяк. – Оно ведь куда лучше, чем с разбитой мордой, а она у тебя вроде пока ничего.

– Оно конечно, – согласился Унельм, – но я подумал, может, я на выпивку заработаю?

– Работников хватает. Так что… – здоровяк осёкся, увидев, что Ульм достал из кармана колоду карт. – Так ты игрок?

– Не совсем. – Унельм понимал, что второй попытки не будет, и начал с самых эффектных трюков из своего репертуара. Пустил карты веером у себя над головой, из одной руки в другую – один раз, ещё. Разговоры у стойки не прекратились – но как будто стали тише. Ульм почувствовал на себе взгляды – и заставил карты заплясать над столом.

– Загадаете карту, если хотите увидеть немного магии?

– В Нижнем городе в магию не верят, – буркнул здоровяк, явно заинтригованный. – Ну, предположим, туз щитов.

– Как угодно! – Унельм хлопнул в ладони, заставляя колоду затрепетать, как стаю птиц – а потом быстрым, змеиным движением, которое он отрабатывал много месяцев, пока Гасси и Сорта на стенку не полезли, вытащил карту из-под ближайшего кувшина.

– Туз щитов! – сказал здоровяк, недоверчиво глядя на Ульма. – Что за дьявол. Давай-ка ещё раз, малец.

– Хорошо, но если снова выйдет – ставите мне выпивку.

– Ладно уж, налью, – тот усмехнулся и отложил в сторону не самую чистую тряпку, которой протирал до того не самый чистый стакан.

Унельм справился во второй раз, а потом в третий – и, спиной почувствовав, что теперь куда больше взглядов в кабаке приковано к нему, выпустил в воздух над своей головой вихрь лент, белых и синих, а затем достал одну из них из рукава высокой красивой девушки, глазевшей на него из толпы, и с поклоном вручил ей. Девушка восторженно ахнула и захлопала в ладоши – а вслед за ней захлопали и другие. Редкие хлопки – но с чего-то надо было начинать, и Ульм удвоил усилия.

Он залпом выпил дешёвый снисс, налитый здоровяком, и показал им «двойную бабочку», а потом «исчезнувший химм» и «призрачный цветок». Про цветок он был совсем не уверен – этот трюк получался не каждый раз, но сегодня удача была на его стороне и, после того как извлечённый из кармана синий бутон, казалось, растворился в воздухе, к нему наконец оказалось приковано внимание каждого в зале.

Ульм представил себе выражение лица Лу, больше всего предостерегавшей его именно от излишнего внимания – но что может пойти не так, если он во всеуслышание заявил, что денег у него нет даже на дешёвый снисс?

Продолжая своё импровизированное представление, Унельм без помех разглядывал людей в «Хладе» – мужчин, женщин, молодых, старых. Пробежал по не самым чистым личикам детей, глазевших на него, разинув рты, по заинтересованным девушкам – некоторые были очень даже ничего, несмотря на слишком яркую краску на лице и поношенные наряды, – по мужчинам… Может, среди них были и препараторы, но до сих пор он не видел ни одного разъёма, ни одного разноглазого лица.

Знак вурра, знак вурра.

– Прекрасная динна, позвольте ваш платок! – Ульм с поклоном обратился к крепкой старухе, курившей зловонный табак и напомнившей ему Мем, и люди в зале одобрительно захохотали, заулюлюкали. Старуха тоже хохотнула и вытянула из кармана серый лоскут, явно видавший лучшие дни.

– А теперь внимание. Никакого обмана, видите?

Если бы ему не надо было постоянно высматривать вурра, Ульм получил бы куда больше удовольствия от этого выступления. Сбылась мечта его детства – он выступал перед толпой незнакомцев, и их взгляды были прикованы к нему.

А потом… есть. Ульм наконец заметил чёрную морду вурра на руке худощавого мужчины, внимательно наблюдавшего за ним, стоя у притолоки – не слишком близко, но и не далеко.

Теперь – не упустить.

– Раз, два, три… о, что это тут у вас? Нет-нет, возьмите своей рукой, а то мне опять скажут, что я дурю честных людей. Кто-нибудь может объяснить, почему мне постоянно так говорят?

Новый взрыв смеха – а потом одобрительный возглас старухи.

– Ну даёшь, парень. Молодец!

Люди в Нижнем городе оказались совсем не такими страшными, как он ожидал. Они так же, как и любые другие люди, смеялись, удивлялись и любили чудеса.

Унельм поклонился, и некоторые из них заворчали – кажется, хотели, чтобы фокусник продолжил. Краем глаза Ульм заметил, что один из мальчишек – крохотный, с виду лет десяти, с тонким бледным личиком – продолжил жадно глазеть на него, даже когда все остальные перестали.

Глаза у мальчика были совсем не детские, печальные, пытливые, умные, и если бы Ульму не нужно было как можно скорее найти того худощавого, с татуировкой, он бы, наверно,