– Ты собирался пойти к отцу, – сказала она, бездумно комкая драгоценную ткань бледно-голубого домашнего платья, – не думала, что ты бываешь у него в кабинете.

– Ты тоже там нечастая гостья, сестрёнка, – заметил он. – Это был первый визит за… сколько месяцев? Полгода? Больше?

– Я не помню сколько, – честно ответила она. – Но когда-то… – она осеклась, не решившись продолжить, но он наверняка и так понял, что она собиралась сказать.

Когда-то, в детстве, она была отцовской любимицей, ходила в кабинет и никогда не знала в этом отказа, имела неограниченный доступ к его сокровищам. Биркер же, если и обладал этой привилегией когда-то в прошлом, утратил её так давно, что Омилия этого не застала.

Биркер молча улыбался, не приходя ей на помощь, и Омилия сдалась:

– Я узнала, что он собирается уезжать, и решила его повидать.

– А. Наверное, он успел забыть, какая у него заботливая дочь. Отрадно, что ты решила ему напомнить.

– Спасибо за поддержку, – буркнула она. – Может, мне и стоило побольше общаться с ним в последнее время, но, Бирк, ты же сам знаешь, что он этого не хотел.

– Может быть, – отозвался Биркер задумчиво, – иногда мне кажется, что мы не понимаем родителей ещё больше, чем они – нас. Но славно, что вы поболтали, дорогая сестра… Или нет?

– «Или нет», – кисло сказала Омилия. – Наверное, стоит говорить с ним хотя бы пару раз в год, чтобы стать задушевными друзьями.

– Очень может быть. Это ведь ты из нас двоих – специалист по тому, как надо общаться с людьми. Тут я тебе не советчик.

– И всё-таки ты шёл к нему. – Омилия вернулась к тревожащему её вопросу и почувствовала, что Биркер напряжён. В его планы, может, не входило, что сестра застанет его там. Почему? Он стеснялся? Или что-то от неё скрывал?

– Послушай, – сказала она с деланой небрежностью – хотя на самом деле чувствовала себя уязвлённой, – это твоё дело, о чём вы говорите с отцом… Если хочешь знать, я рада, что хоть кто-то из нас с ним общается. Вид у него… какой-то больной. Так что, наверное, ему не помешает компания. Я только хотела спросить… про его отъезд. Ты не знаешь, в чём там дело? Зачем он уезжает из Кьертании?

– Торговые дела, как я понял, – ответил Биркер – слишком быстро, как будто заранее готовился к тому, что она спросит. – Кажется, что-то связанное с экспортом. Но я не знаю подробностей… Надеюсь, что он всё же отказался от планов дать право экспортировать препараты кому-то, кроме Химмельнов, – об этом раньше шла речь… Однако, быть может, правитель Вуан-Фо не теряет надежду. Думаю, верит, что у кого-то из диннов сможет покупать дешевле… Впрочем, это лишь догадки, Мил. Как ты, наверное, заметила, мы с отцом тоже не сказать чтобы задушевные друзья. Он не посвящает меня в свои планы. А в чём дело? Почему тебя это волнует?

Омилия поколебалась мгновение, прежде чем ответить:

– Просто подумала, не хочет ли он, знаешь, найти мне жениха или что-то вроде того. Они с матерью давно об этом спорят. Вот я и хочу знать, к чему быть готовой.

Биркер улыбнулся:

– Выдавать замуж мою крошечную сестрицу – что за ерунда, разве нет? Прости. Я понимаю, для тебя это серьёзно. Не думаю, что дело в этом, Мил. Я не знаю, что именно волнует отца… но почему-то мне не кажется, что это имеет к тебе отношение. Кроме того, сомневаюсь, что твоя матушка, пока она жива, допустит, чтобы её драгоценной дочерью распорядись без её участия. А она ведь ни за что не стала бы скрывать от тебя что-то подобное, не так ли? – Его голос сочился неприкрытой иронией.

Расспрашивать дальше было бессмысленно – но почему-то Омилии показалось, что брат был с нею не до конца честен.

– Как там Эрик Стром? – спросил Биркер, налегая на рычаг здоровой рукой и подвигая кресло ближе к столу. – Что он думает о твоём возможном замужестве?

– Понятия не имею.

– О. Ссора влюблённых?

– Мы не влюблённые и не были влюблёнными.

– Прости, дорогая сестрица. Ты всегда была бойчее меня – иногда мне трудно становится следить за сюжетными поворотами. Если не влюблённые – кто же вы теперь?

– Никто. Давай не будем говорить об этом. Эрик Стром меня больше не интересует.

– Вот как. Кто же интересует?

– Корадела. Её планы. Отец. Кьертания. Проблемы экспорта препаратов…

– Как славно, – сказал Биркер, и Омилии снова послышались новые нотки в его голосе, – что всё это начало интересовать тебя, пресветлая сестра. Прежде мне не казалось, что Кьертания и её проблемы тебя особенно заботят.

– О чём ты говоришь? – Но уже через мгновение Омилия увидела в его серых глазах знакомые огоньки и с облегчением поняла: он над ней смеётся.

– Ну тебя, – буркнула она, шлёпая его по руке – совсем слегка, потому что с детства помнила, что с Биркером нужно быть осторожной. Однажды она разозлилась на него невесть за что – тогда они оба были детьми – и неудачно толкнула его кресло так, что оно перевернулось. После этого Биркер несколько дней провёл в постели, и она просиживала рядом часы, с карманами, набитыми лакомствами, обуреваемая виной и ужасом. Она боялась, что брат умрёт из-за неё: его кожа была такой белой и тонкой, казалось, острые скулы могли прорвать её в любой момент, а необыкновенные глаза посветлели сильнее прежнего, и на самом дне радужки, похожей на чистые холодные озёра, плавала боль.

«Брось, – говорил он тогда, криво улыбаясь и откусывая от печенья, просто чтобы её не обижать, – ты что, плакать собралась, Мил? Ну и ну. Поваляюсь в постели ещё денёк, что с того. Можно подумать, мне это впервой».

Ему было не впервой. Существенная часть детства Биркера прошла в постели, под присмотром лучших умов Кьертании. Многие пытались понять, как помочь отпрыску Химмельнов, чей организм не желал принимать препараты, которые могли бы вернуть подвижность его ногам.

То, что решение так и не было найдено, стоило ему не только подвижности руки – но ещё и статуса наследника.

С детства Омилия терзалась виной перед братом – и, конечно, Биркер знал это и не стал бы упрекать её в чём-то подобном сейчас.

– Я люблю тебя, сестрёнка, – вдруг мягко сказал он, словно откликаясь на её мысли, и, поймав её пальцы здоровой рукой, сжал. – Ты не забывай об этом. И приходи ко мне чаще, хорошо?

Омилия прижалась к его коленям лбом, вдыхая его запах