Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как там «Гравиоли»?
– Что? – Он приглушил радио.
– Пап, – сказала Рен, – мы тут веселимся, вообще-то.
– Прости.
Он перевел звук на задние колонки и спросил у Кэт:
– Так в чем дело?
– «Гравиоли», – повторила она.
– А-а… – скривился отец. – К черту «Гравиоли»! А ты знала, что они выпускают консервы – равиоли в скользкой коричневой подливке?
– Какая гадость! – сморщилась Кэт.
– Отвратительно! – согласился он. – Как собачья еда, только для людей. Может, вот над чем стоит поработать… «Вы втайне мечтаете попробовать собачью еду? У вас бегут слюнки при одном запахе?»
Кэт подыграла ему, заговорив как диктор:
– Может, вы не едите собачьи консервы лишь по одной причине: боитесь, что соседи заметят банки и поймут, что у вас нет собаки?
– «Гра-а-авиоли», – сказал отец, намеренно округляя гласные, – это собачья еда. Но для людей!
– В общем, дело не выгорело, – заключила Кэт. – Жаль.
Он замотал головой:
– Вообще-то, выгорело, но иногда это даже хуже. Было похоже на перестрелку шести агентств. Выбрали нас, а потом отвергли все нормальные идеи. И на встрече с клиентом Келли говорит, видимо от отчаяния: «А может, сделаем медведя, который только вышел из спячки и очень голоден? Он лишь может рычать „Гррр“. Медведь получает большую миску вкусных „Гррравиоли“ и превращается в человека…» Клиенту ужасно понравилось, он пришел, черт подери, в бешеный восторг, закричал: «Вот же оно!»
Кэт обернулась, чтобы посмотреть, слушает ли их Кортни. Отец ругался, только когда говорил о работе. А иногда, когда был не в себе, он всегда повторял, что рекламные агентства, с их матерным языком и клаустрофобией, хуже подводных лодок.
– И теперь у нас будут рисованные медведи и «Гррравиоли», – сказал он.
– Звучит ужасно.
– Это пытка. Нужно снять четыре телесюжета. Четыре разных медведя превращаются в четырех человек, обозначая все расы. И чертов Келли спрашивает, нужно ли нам сделать азиата пандой. На полном серьезе. Это не только расизм, панды даже в спячку не впадают. – (Кэт хихикнула.) – Вот что мне пришлось ответить боссу: «Интересная идея, Келли, но панды не впадают в спячку». И знаешь, что он сказал?
– Ну, говори уже, – веселилась Кэт.
– «Не будь таким педантичным, Артур».
– Да ладно!
– Правда! – засмеялся отец, с новой силой замотав головой. – Работа на этого клиента загоняет мой мозг в гроб.
– В гррроб, – добавила Кэт.
Отец снова засмеялся.
– Все нормально, – сказал он, постукивая пальцами по рулю. – Деньги есть деньги. Просто деньги.
Кэт знала, что это не так. Для отца дело было вовсе не в деньгах, а в самой работе. В том, чтобы придумать первоклассную идею, найти самое изящное решение. Его не заботило, что именно он продает: тампоны, тракторы или собачий корм для людей. Он всего лишь хотел подобрать идеально точный кусочек головоломки, красивый и правильный.
Но стоило ему найти такую идею, как ее практически всегда убивали на корню. Либо клиент, либо босс. Или меняли. Тогда казалось, что кто-то протыкал душу отца трубочкой и вытягивал из нее жизненную силу.
Когда они подбросили Кортни до западного района Омахи, Рен придвинулась ближе и убавила громкость радио.
– Ремень, – сказал папа.
Она откинулась назад и, пристегнувшись, спросила:
– Бабушка завтра приедет?
– Нет, – сказал отец. – Она уехала на месяц в Чикаго, погостить у тети Линн. Хочет провести каникулы с детьми.
– Мы тоже дети! – возмутилась Рен.
– Больше нет. Вы искушенные молодые девушки. Кому интересно смотреть, как вы достаете открытки? Кстати, во сколько за тобой заедет мама?
Кэт резко крутанулась и посмотрела на сестру.
Рен смело встретила ее взгляд.
– В полдень, – сдержанно ответила она. – Обед у нее дома будет в час.
– Значит, мы поужинаем в шесть? Семь? Ты выделишь нам какое-нибудь время?
– Она заедет за тобой? – не поверила своим ушам Кэт. – Приедет в наш дом?
Отец как-то странно посмотрел на нее, потом через зеркало – на Рен.
– Я думал, вы обговорили это между собой.
Рен уставилась в окно и сказала:
– Нет, я знала, что она просто психанет…
– Я не психую, – заверила Кэт, но в ее глазах предательски защипало. – А если и психую, то потому, что ты от меня все утаиваешь.
– Не так уж это и важно, – сказала Рен. – Я несколько раз говорила с мамой по телефону, а завтра проведу с ней от силы пару часов.
– Ты говоришь с ней впервые за десять лет, и это не важно? И называешь мамой?
– А как мне ее называть?
– Никак! – Кэт почти полностью развернулась на сиденье, натянув ремень безопасности. – Никак не надо ее называть.
Ей на колено легла папина ладонь.
– Кэт…
– Нет, – сказала она. – Только не ты. Не после всего случившегося.
– Она твоя мать, – произнес он.
– Лишь технически, – уточнила Кэт. – Зачем она вообще объявилась?
– Она хочет нас узнать, – ответила Рен.
– Что ж, дьявольски удобно, ведь теперь мы в ней не нуждаемся.
– «Дьявольски»? – повторила Рен. – Осторожней, Кэт, ты говоришь совсем как Сноу.
По щекам Кэт покатились слезы.
– Почему ты так поступаешь?
– Как?
– Делаешь едкие замечания о Саймоне и Базе.
– Неправда.
– Правда, – настаивала Кэт. – Делаешь.
– Да ну тебя.
– Она нас бросила! Она нас не любила.
– Все не так просто, – сказала Рен, глядя на мелькающие здания.
– Для меня все очень просто.
Кэт повернулась и села ровно, сложив руки на груди. Отец раскраснелся и нервно барабанил пальцами по рулю.
* * *
Когда они добрались до дома, Кэт не хотела идти наверх. Она знала, что, как только поднимется по лестнице, будет чувствовать себя жалкой и загнанной в угол – чокнутой сестричкой. Маленьким ребенком, которого отправили к себе в комнату.
Вместо этого она пошла на кухню. Встала рядом со столешницей и начала смотреть на задний двор. Отец до сих пор не снял качели. Но лучше бы снял, они могли стать опасными для соседских детей, которые часто забирались во двор поиграть.
– Я думал, вы с сестрой все обсудили, – сказал за ее спиной подошедший папа.