рассказывал о песнях и общался с залом, посторонний человек на сцене ему только мешал. Но это решение не понравилось Аиде Осиповне.

– Пока ты здесь в пелёнках и кашках, он в окружении всяких вертихвосток, – ворчала она, помогая купать Антошку в пластиковой ванночке, установленной на табурете посреди кухни. – Не дело это, Зейнаб. Поезжай в следующий раз с ним, я останусь с Антоном.

Но бросать их обоих было безумием. Аида Осиповна уже ходила, держась за стенки, у неё часто кружилась голова от высокого давления. У Антошки один за другим прорезались зубы с неизменными температурой и истериками.

– Я Андрею верю, – спокойно отвечала Зейнаб.

И действительно верила. То, что происходило между ними, было не похоже на любовь, как её описывали в любимых книжках про Анжелику. Не было сумасшедшей страсти, не было пожара чувств и эмоций. Было спокойное, ровное пламя семейного очага. Она скучала по Андрею, когда он долго гастролировал, но не названивала ему во все гостиницы, как делали её подруги, тоже имевшие неосторожность выйти замуж за артистов. Зейнаб не искала на его вещах, привезённых с гастролей и брошенных в стирку, следов губной помады, а если случайно находила, не делала из этого трагедию. Он артист, к нему каждый день поднимаются десятки людей с цветами, в том числе и женщины. И они обнимают, иногда даже целуют любимого певца. Так к чему лишние драмы?

Уважение – вот главное слово, которое описывало их семью. Уважение во всём и всегда. Не оскорблять друг друга подозрениями и выяснениями отношений, не исчезать без предупреждения, проявлять знаки внимания. Из каждой поездки Андрей возвращался с чемоданом подарков: привозил ткани, платья, французские духи, даже колготки и бельё, потому что купить желаемое в магазине было не так просто, а он умел «доставать». И никогда не ошибался ни с размером, ни с фасоном. Потому что знал и помнил, что она любит. Когда Зейнаб сообщила мужу, что скоро у них будет второй ребёнок, Андрей тут же занял денег, договорился о каком-то сумасшедшем гастрольном туре, но буквально за три месяца поменял квартиру, добавив ещё сорок метров жилой площади и две комнаты. А ещё через несколько лет они переехали в этот дом, и Зейнаб своими руками посадила первую яблоню.

Каменная стена. Это хрестоматийное определение отлично подходило к её мужу. Если ты замужем за Кигелем, можно забыть обо всех бытовых проблемах. Когда родился сын, Андрей подарил ей жемчужные бусы, они тогда прочно вошли в моду. А когда на свет появилась Маришка, Андрей прямо на пороге роддома вручил ей маленькую бархатную коробочку. Серьги с бриллиантами.

– Как-то у тебя неравномерно получается, – засмеялась она тогда. – Всё наоборот. За сына жемчуг, а за дочь бриллианты.

– Так я о дочке мечтал, – спокойно ответил Андрей, ломая все стереотипы собравшихся у дверей роддома коллег-артистов. – Посмотри, у неё глаза бабушкины!

Марина унаследовала бабушкины пронзительные глаза и папин стальной характер. Антошка рос безбашенным весельчаком, приносившим тройки по математике и поведению, а Марина строила всех детей в детском саду, с первого класса руководила октябрятской звёздочкой и колотила хулиганов, обижавших малышей во дворе. Сына Андрей, возвращаясь на два-три вечера домой между очередными гастролями, пытался воспитывать, иногда и ремнём. А дочь только баловал: немецкие куклы, чехословацкие платья, лаковые туфли на низких каблучках – всё, что пожелает принцесса, отец доставал из чемодана, казавшегося безразмерным.

Зейнаб идёт по дорожке, выложенной рельефной плиткой, к своей любимой беседке в конце сада. Садится в плетёное кресло, ставит чашку с кофе на стеклянный стол и кладёт рядом телефон. Теперь у детей своя жизнь, свои интересы. Но каждый день они проводят обязательный обзвон. Узнать, как выручка у ресторанов Антошки, и выяснить, приедет ли сегодня Марина с девочками, как обещала. У Марины сеть салонов красоты, чуть ли не самая крупная в Москве, но её можно о выручке не спрашивать, у неё всегда дела идут превосходно. Несколько раз журналисты писали, мол, Кигель купил бизнес для дочери как очередную дорогую игрушку. Если бы. Да, первый салон Марина открыла на его деньги. А второй, третий и десятый уже на свои. И вела дела так уверенно, что отец иногда шутил, что спокойная и безбедная старость ему обеспечена, можно заканчивать с пением.

– С пением ты не закончишь никогда, – улыбалась в ответ Марина. – Но если захочешь сделать маникюр, для тебя всегда скидка, пап.

Телефон звонит раньше, чем Зейнаб успевает нажать вызов.

– Да, Натали, – слегка удивлённо произносит она.

С женой Лёни Волка у неё отношения странные. Они могли бы быть подругами – их так часто сводили общие праздники и концерты мужей, на которых они всегда сидели рядом, в первом ряду, что было бы странно не общаться. Но темы для разговора как-то не находились. Когда Зейнаб волновали грядущая свадьба Антона и скорые роды Марины, Натали готовилась сделать первую пластику и изучала свойства ботокса и гиалурона. Когда Зейнаб рассказывала о прорезавшихся у Славика, первого внука, зубах, Натали сетовала, что Маэстро – их с Лёней пудель – погрыз ножки у кухонного гарнитура. И даже репертуар мужей у них не получалось обсудить, потому что Зейнаб откуда-то знала не только песни Андрея, но и программу Лёни, а Натали не интересовалась ни тем, ни другим.

Словом, общались они редко и вынужденно, и первой обычно звонила Зейнаб.

– Как ты? Держишься?

Рука, державшая телефон, дрогнула. У неё даже сомнений не возникло, о ком идёт речь. Подобного звонка она ждала всю их долгую жизнь с Андреем. Ждала и боялась. Но меньше всего полагала, что позвонит ей Натали.

– Что с ним? Откуда ты…

– Ты ещё не знаешь? Включи телевизор, по всем каналам!

Звякает ложечка. Зейнаб морщится, рассматривая неаккуратную лужицу на столе. Впервые в жизни она пролила кофе.

***

– Андрей Иванович, не надо туда ехать!

Он уже «Иванович» и даже успел привыкнуть к такому обращению. Впрочем, его всегда воспринимали старше реального возраста. Кигель смотрел на своих музыкантов. Он предпочитал работать с большим оркестром, эстрадно-джазовым или даже симфоническим. Но нынче новые времена, большие коллективы сложно возить с собой на гастроли, и почти каждый эстрадный артист обзавёлся ансамблем из пяти-шести человек. И он не стал исключением, собрал талантливых ребят, а музыкальным руководителем назначил бессменного Алика. Да, ребята талантливые. Но и только…

– Андрей, правда, – это уже Алик подошёл к нему, положил руку на плечо, – никто не знает, что там произошло, но слухи ходят нехорошие. Это не то же самое, что Афганистан, понимаешь? Там