class="p1">Он долго охотился на эту мелочь, пока не понял, что они слишком мелкие как добыча. И тогда он стал высматривать добычу покрупнее. То были сущности, похожие на него. Как-то он нашел нору, где затаилась сука с выводком щенков. Он раскопал нору, и высосал всех до единого. Так он начал охотиться на сук с выводками.

Однажды его окружила целая стая таких как он. Один из этих монстров пошел в атаку, затем второй, третий. Леденящий ужас обуял его, сковал путами по рукам и ногам. Монстры жадно вдыхали этот страх, и рвали в клочья все, что еще питало угасающее сознание.

Так продолжалось до тех пор, пока он не схватил за шею одного из монстров, подтянул к себе и ощутил зловонный поток, напоминавший по вкусу сильно перебродившее молочное вино. Володя потянул в себя этот поток и монстр превратился в сморщенный мешок. Он схватил второго, третьего, четвёртого. Остальные бросились наутек по барханам пустыни, освещенной серебристой луной.

Опьяненный этой победой он помчался следом, догнал и сожрал их всех, но не насытился. Он охотился на этих монстров, пожирал одного за другим, но их влага, и их страх хоть и придавали сил, в итоге только усиливали голод. Целые стаи монстров теперь разбегались кто куда завидев его. И никому не удавалось уйти, настолько быстрым, сильным и ненасытным он стал.

Пустыня была огромной, безбрежной как океан. И чем дальше он уходил в нее, тем сильнее монстры встречались ему на пути. Однако потоки их придавали больше сил, и он шел все и дальше.

Как-то раз он встретил гохая, огромного монстра, похожего на свинью из прошлой жизни. Володя пошел в атаку, не без труда одолел монстра, впитал его поток и, сморщенный мешок, что остался от гохая, превратился в пепел. Он прилег передохнуть. Вдруг сеть легла на него сверху. Он вскочил и увидел странных существ, с короткими ногами, длинными руками и кошачьими мордами. Они пошли по кругу и сеть стала сжиматься. Он бился, клацал зубами, но так и не смог вырваться.

Его долго тащили волком по барханам, бросили в какую-то яму, где уже метались вдоль стен монстры, черные, один другого больше. Их было так много, что казалось, еще немного и он оглохнет от всей той общей какофонии противных звуков из их глоток и страха, сладкого страха.

То было настоящее пиршество. Пока монстры метались в попытках выбраться из ямы, он пожирал одного за другим. Многие их них даже не сопротивлялись. Когда он съел последнего монстра, пепла в яме стало так много, что теперь он мог без особых проблем выпрыгнуть из нее. Но он все еще ждал какое-то время, в надежде на угощение, за которым не надо носиться по барханам.

Когда он, наконец, выпрыгнул из ямы, увидел сущность, похожую на те странные статуи, что иногда проступали из пепла. От него исходил плотный, сытный запах. Володя изготовился к атаке, но увидев нечто в руках сущности, замер. То был детеныш, он пищал, извивался, и был живым.

— Возьми, это тебе! — сказала сущность.

Володя схватил детеныша, проглотил целиком и, наконец-то ощутил блаженную сытость. Он даже присел на пепел, почесал за ухом и облизал лапы.

— Хочешь еще? — спросила сущность. — Тогда иди за мной.

Он заставлял выполнять глупые команды, давал понюхать какие-то камни, вещи, и говорил: «ищи».

И он искал, поскольку знал, что в награду получит сладкого, сытного детеныша. Сущность называла себя Максаром, а его заставляла отзываться на кличку «Савдак».

Как-то раз Максар долго вел его по каким-то тропам, и вывел в мир людей. Потоки сладких запахов вскружили ему голову. Здесь все было съедобно, буквально все. Но они шли к жилищу, что виделось в свете луны. Максар дал ему понюхать какую-то тряпку и велел: «принеси».

Савдак бросился к жилищу, ворвался во внутрь. Худощавый степняк бросился на него с ножом, но савдак повалил его ударом лапы. Следом его попыталась остановить молодая девушка с обнаженной грудью, ее он убил еще быстрее. В люльке у очага он увидел сверток, от него исходил знакомый запах. Савдак схватил сверток и принес Максару.

— Он твой, — сказал Максар.

Савдак разорвал ягнячьи шкуры и, увидел детеныша, но не такого, каким его угощали прежде. Те были крупнее, синего цвета. Этот же был белым как… как что? В его памяти что-то шевельнулось.

— Съешь его! — велел Максар.

Савдак проглотил детеныша целиком и ощутил неведомое прежде блаженство. Этот белый был куда вкуснее и слаще тех, кого ему доводилось есть прежде. Теперь Максар заставлял его искать детенышей в мире людей.

Однажды Максар привел его в горы.

— Ищи! — велел он, и дал понюхать прозрачный камень.

Савдак долго носился по горам. Знакомый запах то появлялся, то исчезал. Наконец он нашел горное селение, к нему вела узкая горная тропка. Савдак поднялся по ней и увидел группу вооруженных людей.

Он пошел в атаку. Самым живучим и упрямым среди людей был кузнец с молотом в руках, он едва не снес савдаку голову, тот успел увернуться, но кусок стали на палке снес ему половину уха. Савдак свернул ему шею, направился к хижине и, неведомая сила отбросила его назад. Теперь перед ним стоял большой косматый пес.

Бился этот пес до последнего вздоха. Его уже не спасали густая шерсть и плотные колтуны на шее, морда, шея и передние лапы покрылись страшными ранами, из пасти валила кровавая пена. Но он упорно стоял у входа в хижину, мазанку в горном селении, и отбивал атаки монстра в волчьем обличье.

Это был волкодав, крупный, матерый, и безумно храбрый. Савдак убивал его медленно, растягивал удовольствие. Однако и пёс в долгу не оставался, пару раз весьма ощутимо ударил савдака по морде, едва не лишил его глаза, и разок поймал за загривок.

Савдак ударил пса лапой, тот отлетел, снова вскочил, но лапы его предательски задрожали. Пасть савдака сомкнулась на загривке пса, позвонки хрустнули, и защитник обмяк, упал на землю, забился в судорогах.

Савдак знал, что это еще не все. Сразу пес не умрет. Ему придется увидеть, как черный монстр закончит свое дело. Он вынесет кричащего младенца из хижины и будет его пожирать медленно, на глазах издыхающего пса. И только затем уже добьет косматого безумца. А может и не станет добивать, сам издохнет, мучимый собственным бессилием.

Он вошел в хижину и увидел девушку, очевидно, мать младенца. Она стояла на изготовку, выставив вперед кухонный нож. В глазах ее не было ни