class="p1">— Только он куда-то пропал.

Действительно, сразу за третьим мая шло пятое.

Черт… А ведь это провал… Он вспомнил, где находится «третье мая». Да, люди палятся на ерунде.

— Тань… Я не помню… Возможно, вырвал для чего-то. А какие проблемы?

Даже если б Матвей промолчал, его бы выдала физиономия.

— Все ты помнишь. Эта страничка сейчас в уголовном деле. На ней Трефилов написал записку Толе. С предложением встретиться. А что писать — продиктовал ты. Уж очень слог какой-то протокольный… Потом пригласил меня опечатать квартиру и подкинул в стол, пока я выключала воду.

Да, его взяли с поличным. Татьяна была у Панфилова или звонила ему. Но Мотя, словно засиженный урка, продолжал стоять в отказе, надеясь соскочить.

— Тань, кому я чего диктовал? Это бред какой-то!

Он протянул руку, чтобы положить ей на плечо, но она резко отпрянула, как от зараженного ковидом и оспой одновременно.

— Руки убрал! Значит, так, герой чужого времени! Или ты сейчас рассказываешь правду, или я несу это Панфилову и в прокуратуру! — она покрутила блокнотом перед носом совершенно растерявшегося Матвея.

Он опустился на место. Полный цугцванг. Каждое сказанное им слово только усугубляло ситуацию.

Выбора не оставалось.

Рассказал. Сбивчиво, кое-как, заикаясь. Начал с того, что хотел помочь ей, чтоб не посадили в изолятор. По мере повествования росла уверенность. Сила в правде. А правда в силе. Завершил бичеванием системы.

— Это все система долбаная! Палки, палки… Раскрытия, цифры! Не будешь выдавать — схарчат! И что мне делать?! И я тебе хотел помочь!

Татьяна же из Снежной королевы превратилась в горгону, увидевшую собственное отражение.

— Какая система?! Она из людей! Либо нормальных, либо сволочей!

— Тань, успокойся… Послушай, послушай… Это ровным счетом ничего не меняет. Мы же продолжаем ловить убийцу! Он успокоился, думает — пронесло. Я так и планировал.

— Заткнись, стратег! А если Толя жив?! Похищен или в беспамятстве! В больнице какой-нибудь!

— Это только в кино, — мрачно возразил Бердяев.

— Он жив! А самое главное, — не успокаивалась Татьяна, — допустим, ты найдешь убийцу. Что дальше? Признаешься и сядешь в тюрьму?! Да? Скажи, скажи, только честно!

Матвей, конечно бы, не признался. Но по инерции кивнул головой.

— Ну да… Признаюсь… Если найдем.

Татьяна выдохнула и обреченно развела руками.

— Да… Такому палицу в рот не клади… Все понятно.

Она не плакала, не заламывала рук. Говорила жестко и сухо. Что не удивительно. Трудное детство.

— Вы совсем спятили из-за своих палок, бабок, должностей! Значит, так, неуважаемый Матвей Александрович. С этой минуты вы навсегда исчезаете из моей жизни.

Она швырнула блокнот на стол.

— Ты просто трус и урод! И система здесь ни при чем. И приятель твой тоже. Картонки вы дешевые, а не герои.

Она посмотрела ему в бесстыжие глаза и вышла из кабинета. Без хлопка дверью. Лучше бы хлопнула.

В этом взгляде он уловил другое. Обиду не за брата, не за дело уголовное. Он разочаровал ее как женщину. Возможно, первый раз в жизни она нашла своего мужчину, а мужчина оказался козликом.

Но Мотя не сдавался. Вскочил, побежал, чтобы догнать, признаться в любви, а то и предложение сделать! Глядишь, и простит.

Но в коридоре, проскочив мимо скучающей Аллы, натолкнулся на майора Хрома. Тот был мрачнее сатаны.

— Ты новость слышал? Про Эльвиру?

Матвей не остановился бы, если б это была просто какая-нибудь другая новость, типа ядерной войны. Но Эльвира не война. Гораздо страшнее.

— Что еще?

— Охренеть! На взятке задержали! УСБ! В парке Гагарина! Панфилову на лапу дала, чтоб Стаса выпустил! Наверняка подстава! Им же, гадам, лишь бы пальцы в колеса вставлять! В могилу загонят! Давай туда! Сразу отзвонись! Я позже подъеду, у меня прием граждан.

Майор умчался, Мотя остался, замер возле своей довольной рожи на стенде «Лучшие сотрудники».

Жопа по всем направлениям. Сразу. Оптом дешевле.

Подошла Алла.

— Мотя, с ней ты тоже не спишь?

* * *

Матвей гнал «Солярис», рискуя сорваться в штопор и разбиться вусмерть.

…Снова «картонка». Три раза — уже система. Значит, он и правда картонка. Конечно, можно валить на обстоятельства, но как-то это тухло. Пора что-то менять.

Для начала Панфилов. Бедная Элька.

Следователь принимал пиццу «Маргариту». Не патриот. Диким кабаном набросился на них обоих Матвей, чуть не снеся дверь с петель.

— Что с Элькой, дятел?!

Чуть не подавился сырком Панфилов, закашлялся, проплевался.

— Я попрошу… Сам ты дятел. Совсем обалдел?! Взятку принесла! Двадцарик евро. Чтоб мужа выпустил! А я не беру!

Следователь ударил пухлым кулаком по столу. Стакан подпрыгнул, расплескав кофе.

— Доложил в УСБ, с поличным и взяли! А ты как хотел?!

— Типа — честный!

— Не типа! А просто честный!

— «Крузак» на оклад купил? Или премиальные?! — рубил правду Мотя.

— Нет больше «крузака»! По ее милости! Ирка забрала! На нее записан!

Матвей оперся о стол, приблизив свое лицо к лицу следователя.

— А я не спрашиваю, где он. Я спрашиваю — на какие купил?

Панфилов бросил пиццу на блюдце и поднялся, приняв боевую стойку.

— А ты кто? Прокурор? Или УСБ? Наследство! Бабушка оставила! Любила она японские тачки!

— Понятно…

Матвей чуть успокоился и сел на диван.

— Где Элька?

— В УСБ, где ж еще… Я сейчас доем и туда. Дело не у меня, формально я — потерпевший.

— Ее на подписку или домашний?

Панфилов тоже успокоился и опустился в кресло.

— Статья тяжкая. Или арест, или залог. На залог денег нет, значит — арест.

Твою мать!

— Залог — сколько?

— А то не знаешь? Если нет активов или недвижки — лямов пять, не меньше. Суд завтра.

Едва Матвей вышел из кабинета, в него заглянул коллега Панфилова по Следственному отделу. С доброй улыбкой на милом лице.

— Женечка, можешь расслабиться…

— Что? — напрягся Женечка.

— Никто тебя не пас. Это другого Панфилова работали. Из Южного. Однофамилец. Но, как говорится, береженого бог бережет.

Зараза! Двадцать тысяч евро уйдет в карман государства, а не в его! А они бы сейчас ох как не помешали бы!

Коллега потер пальцем о палец.

— Можешь брать смело.

— Я не беру! — рявкнул Женечка так, что президент на портрете моргнул от страха. — Никогда!

* * *

Взять напрокат пять миллионов — серьезная задача. Ни один банк сразу не даст. Но взять надо.

И Матвей знал где. Не знал, с чего будет отдавать. Плевать, главное — вытащить Эльвиру. Идиотизм: каждый его совет только ухудшал положение. Традиция. Значит, и следующий шаг, не исключено, добавит проблем. Но выбора не было.

Мотя мчался к Илье Викторовичу Алмазову, чьим