Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Анюта приняла Полюшку как дар Божий и стала ее растить. Остальные члены семьи также заботливо относились к сиротке и никому ее в обиду не давали. Старый отец, Тимофей Егорыч, всякий раз напоминал, чтобы в первую очередь покормили ребенка, потому как на столе не всегда было сытно.
Странности за девочкой стали замечать где-то годам к восьми. Постороннему глазу их было трудно заметить. К примеру, Полюшка до восьми лет не разговаривала. Но ведь так бывает. Долгое время думали, что она немая. Но однажды девочка дотронулась пальчиком до Анютиной щеки и внятно, сипловатым голосом произнесла: «Мама!» У Анюты потекли слезы. Она прижала Полюшку к себе и, поскольку была женщиной верующей, сразу же перекрестилась и сказала: «У тебя, Полюшка, есть мама – Уля. Правда, ее Боженька взял на небо, но она оттуда на нас сейчас смотрит. А я тебя очень люблю и никогда не оставлю. А чтобы ты помнила о маме, возьми вот это!»
Развязав платочек, она достала маленький плоский камешек, вроде бы ничем не примечательный. Он был сероватого цвета с темными тонкими прожилками. Ближе к краю в нем была дырочка, куда можно было продеть тесемку. Но тесемку Анюта случайно обронила еще во время похорон. Она тогда сомневалась: положить этот камешек вместе с Ульяной в гроб или оставить. Покойница никогда с ним не расставалась, носила его на груди. Но когда привезли мертвую Ульяну, Анюта обнаружила камешек вместе с тесемкой почему-то в намертво зажатых пальцах покойной. В конце концов Анюта приняла это как знак, что Ульяна не хотела забирать с собой этот камень.
Анюте вспомнилось, что тогда только ей одной сестра призналась, что ждет ребенка. Анюта уже открыла было рот, спросить, а как же с отцом, кто он? Но сестра зажала ей ладонью губы:
– Не спрашивай ничего, прошу тебя! Его, наверное, уже нет в живых!
Немного помолчав, с грустью добавила:
– Он был очень болен, когда их угоняли…
Потом, как будто что-то вспомнив, с живостью опустила руку за ворот рубахи и показала Анюте этот камешек. Он был с тесемкой, и Ульяна носила его на груди. Анюта переводила непонимающий взгляд с лица сестры на ничем не приметный маленький обломок, так и не осмелясь что-либо спросить. Ульяна продолжала:
– Нюся, помни, отчество Полюшки – Яковлевна! Не забывай!.. А этот камешек когда-то спас Яше жизнь. Он мне так говорил. Когда их отсюда угоняли, он успел мне его передать. Сказал, что больше у него ничего нету. Мне кажется, он чувствовал, что у нас будет ребенок. А теперь я жалею, что взяла – он мог бы еще раз спасти Яше жизнь.
Глаза Ульяны затуманились слезами, и она опустила каменный осколок за пазуху.
Наверное, будет правильно отдать эту диковинку ребенку, подумала Анюта. Вот только тесемку надо продеть, чтобы не затерялся. Анюта обратилась к девочке:
– Полюшка, дай мне камешек! Я надену его тебе на грудь, и он будет всегда с тобой, а ты будешь помнить о маме!
Но руки девочки были пусты. Камня нигде не было. Анюта заволновалась. Она проверила кармашек на платьице ребенка – он был пуст, потом стала искать в траве. Но тут Полюшка, положив палец себе на щеку, опять произнесла уже знакомое слово «мама». Анюта посмотрела на девочку и вдруг поняла:
– Доченька, что у тебя во рту? Покажи мне!
– Мама! – произнес ребенок. Потом, достав пальчиками изо рта камешек, Полюшка еще раз повторила это слово.
С тех пор так и пошло. Сквозь платьице девочка нащупывала на груди камешек, шепотом произносила "мама", отчего глазки девочки становились влажными.
Со двора Полю не выпускали. Со временем она стала рослой, красивой девушкой с явно определившимися формами. Дед Тимофей Егорыч особо настаивал, чтобы Поля всегда была на виду у родных:
– И так Богом обиженный ребенок, а если, не доведи Господь, кто надругается, тогда и вовсе не пережить!
Поэтому Анюта с удовольствием по утрам открывала калитку и запускала во двор самую маленькую детвору, которая так любила играть с Полей! Дети, которые постарше, считали для себя унизительным играть с Полькой-дурочкой. Для малышей же Полька была что твоя воспитательница! Во-первых, она не признавала никакого насилия. И если двое детишек начинали драться, она, как клушка к цыплятам, неслась их разнимать. Если изредка у детей появлялись какие-то угощения, конфеты или пряники, Полька немедленно все это брала в свои руки и с точностью до крошки разделяла всем поровну. В итоге для себя у нее ничего не оставалось, и она каждый раз с удивлением смотрела на свои пустые ладони. Взрослые скорбно кивали головами и лишний раз убеждались, что ребенок ненормальный. Была бы Полька хоть чуточку поумнее – уж сообразила бы себе что-нибудь оставить.
Иногда к Польке во двор заходили уже с утра плачущие дети. То ли их еще дома обидели, то ли по пути к Полькиному двору. Полька брала плачущего ребенка на руки, прижимала его к своей уже вполне развившейся груди и укачивала, одновременно нашептывая ему на ушко какие-то утешительные слова. Разговаривала к тому времени Полька более-менее сносно. Но продолжала все общепринятые вещи называть по-своему. Особенно имена детишек. В последнее время к ним во двор стала ходить соседская девочка – пятилетняя Ульянка. Родители Ули с утра уходили на работу и были рады-радешеньки, что девочке есть, где поиграть. Садика в поселке в то время еще не было. Полька называла девочку Гулей, а поскольку Гуля приходила уже плачущей, сразу брала ее к себе на руки и начинала укачивать. Если ничего не помогало, Полька вынимала из-за пазухи камешек и клала его в ладонь девочки, не снимая с шеи. При этом несколько раз повторяла слово «мама». Гуля затихала, тянула за тесемку камешек к себе, но Полька каждый раз решительно прятала его за пазуху.
Как-то так получилось, что Поля привязалась к Гуле больше, чем к остальным детям. Конечно же при дележке угощений она, как всегда, была справедливой, но только Гуле она давала подержаться за камешек, который обозначал «маму». Другим она камень не показывала. Опять же таки, когда Полька рассказывала сказку детям (а это она делала ежедневно с превеликим удовольствием), всегда получалось так, что сын царя брал себе в невесты Гулю. Если другая девочка обижалась, почему не она невеста, Полька с готовностью отвечала, что у царя еще есть один сын, и уж он-то обязательно возьмет в жены именно эту девочку.
Сказки много значили в жизни Поли. Когда Анюта в свое время поняла, что Поленька несколько странный ребенок, она решила всякий раз на ночь рассказывать девочке сказку. Все какое-то развитие. Тем более что в школу ребенка, естественно, не взяли. Врачи сказали, что умственное развитие остановилось у девочки на семилетнем возрасте.
Казалось, ничего так Полька не любила, как сказки! И на второй день сразу же делилась своим богатством с малышами. Но сказки из ее уст звучали совершенно в другой интерпретации. Змеи Горынычи у нее становились добрыми и приносили детям конфеты. Конфет, конечно, не было, но Полька ломала прутики на мелкие одинаковые кусочки и честно делила их между детьми. Баба-яга была доброй феей и одаривала девочек красивыми платьями. Их Поля мастерила из крупных листьев лопуха. А Иванушка-дурачок никаким дурачком не был, а был он сыном царя и всегда брал себе в невесты Гулю.