Кивнув Терпеливому как старому знакомому, Мороз, сохраняя сосредоточенный вид, пересёк площадь быстрым шагом, но, на самом её краю резко замер, и извинившись перед шедшим за ним горожанином за резкую остановку, хлопнул себя по лбу, принимая вид что-то вспомнившего в последний момент человека. Сохраняя всё то же выражение и ожесточённо роясь в карманах, Мороз, принялся проталкиваться к ближайшей стене, рассыпая направо и налево извинения.

Оказавшись на месте и всем своим видом демонстрируя полнейшую растерянность, он, не отлипая от стены, сделал небольшой шажок в сторону. Затем – ещё один, ещё и – раз, проворно юркнул в небольшую щель между зданиями, совершенно скрываясь в тени.

Пошлый, следивший за ним с другого края площади, и изображавший жадного до новых впечатлений гостя, к такому повороту был готов. Немедленно вытащив из кармана очки с толстыми, отливавшими краснотой линзами, он нацепил их на нос и как заправский турист завертел головой, желая в мельчайших деталях сохранить в памяти вид зданий, окружавших площадь. Подобное поведение здесь, в Перекрёстке, было в норме вещей и горожане, приметив очередного гостя, впервые оказавшегося тут, дружелюбно посмеивались, обходя его, чтобы не помешать очередному гостю насладиться красотами своего города.

Очки же, выполнявшие роль навроде бинокля, имели одну особенность, за которую Пошлый отсыпал добрую пригоршню серебра, выданного ему Морозом. Воплощая свой план в деталях, Пошлый пошёл ва-банк и сейчас, благодаря своему приобретению, видел начальника, спрятавшегося за толстой каменной стеной, как если бы тот стоял в паре шагов от него.

Едис появился на площади спустя несколько минут. Подойдя к маленькому фонтанчику, поднимавшему свою струйку перед статуей он, не спеша, умылся, а после, вытерев лицо нежно розовым платком, несомненно бывшим подарком одной из девиц, степенно поклонился памятнику. Выждав минутку, и так и не дождавшись ответного приветствия, он, вздохнув, двинулся к лавочке, сев на которую немедленно откинулся на спинку, подставляя лицо тёплым лучам клонившегося к закату светила.

– Ну… Сейчас… Давай же, Мороз! – Пошлый, прошептал эти слова сжимая кулаки и переводя взгляд с ассасина на Мороза и обратно.

И всё, действительно, пошло точно по его ожиданиям. Мороз, скрытый от посторонних глаз тенью и толстыми стенами, пришёл в движение.

Выхватив из-за пазухи небольшую круглую шапочку, по краям обшитую кисеёй, он, одним движением набросил её на голову, отчего Пошлый, сразу узнавший предмет, едва не застонал от того, что его план летит в пропасть. То была «Вуаль Машины», крайне редкий и практически бесполезный в обычной жизни артефакт, скрывавший своего владельца от Машины и её созданий, да и то, всего на несколько секунд. Да, пелена, падавшая на глаза Машины, скрывала обладателя всего на несколько секунд, но Морозу и этих крох времени было достаточно.

Практически одновременно с моментом, когда Вуаль накрыла его голову, с руки Ледяного мага сорвалась тонкая и прозрачная игла, рванувшаяся над головами людей в сторону разомлевшего на солнышке ассасина.

Едис был опытным ветераном, другие в этой профессии не задерживались, и он, сомнений нет, что-то успел почувствовать, за секунду до того, как льдисто прозрачная игла пробила его грудь. Появившиеся в его руках тонкие кинжалы крутанулись, ставя блоки по опасным векторам, но то было скорее прощальным салютом проигравшего, чьё тело, пригвождённое к спинке скамейки, уже начало безжизненно обмякать.

– Вот он значит, как, – поднял руку к лицу Пошлый, понимая, что Судьба только что дала ему в руки новый козырь: – Это ты Мороз зря так. Ой зря. От Машины ты-то скрылся, но вот я… Я теперь…

Его рука, замершая у дужки очков, опустилась – тело, кулём сложившееся на сиденье скамейки никак не желало исчезать, отправляя своего владельца на новый круг.

– Это что? Как? Так же не должно быть! – Прошептал он, до самой крайности встревоженный и удивлённый: – Но как же новый круг, Машина?! Это что, он…

Сомнений быть не могло. Ассасин, так разочаровавший Мороза, был мёртв.

И мёртв он был окончательно, без малейшей надежды на воскрешение.

Преддверие, первый Зал Шпиля, оказался, по сути, длинным коридором, отсечённым от улиц Перекрёстка чёрной пеленой, на манер занавеса перегоражившую вход. Пол, стены и даже арочный потолок, острый стык которого терялся в сумраке высоко над головами, всё здесь было покрыто яркими мозаичными картинами, общий сюжет которых сводился к схваткам разнообразно одетых и вооруженных героев с не менее разнообразными чудовищами. Снизу, примерно на уровне глаз зрителя, двигавшегося по коридору, были нанесены надписи, наверняка поясняющие детали изображённых схваток, но о чём именно они повествовали узнать было невозможно. Вдоль стен, перекрывая и строки текста, и низ рисунков, протянулся ряд палаток торговцев, оставляя шедшим к дальней двери героям лишь узкую тропу, только двигаясь по середине, которой можно было избежать цепких рук зазывал.

И, если рук избежать ещё можно было, то вот слух оказывался беззащитным перед многоголосым рёвом, висевшем в воздухе и атаковавшим любого, рискнувшего оказаться в Преддверии.

За те три, ну, максимум четыре сотни метров, что отделяли вход от выхода – точно таких же, завешенных чёрным пологом ворот, Игорь успел узнать о себе много нового.

Так, ему кратко и весьма доходчиво объяснили, что его ждёт неминуемая смерть в Шпиле, если только он… И далее на него, да и на его товарищей, обрушивался шквал предложений. Им пытались всучить совершенно всё – ботинки на скорость ходьбы, нижнее бельё повышенной впитываемости, питательные бобы, гарантированно утолявшие что голод, что жажду, шлемы, мечи, кольца, обереги и многое-многое другое, зачастую совершенно не подходящее их классу. Так, Игоря, достаточно долго преследовал продавец, взявший себе за цель сбагрить новичку большой, слегка изогнутый внутрь клинок, всем своим видом напоминавший турецкий ятаган. Со слов торговца, отправляться в глубины Шпиля без надёжного клинка было чистейшей воды самоубийством, чего он, трепетно и с первого взгляда полюбивший начинающего Предиктора, допустить никак не мог, обещая, или даже грозя, в случае отказа последнего, немедленно лишить себя жизни вот этим самым мечом.

Отстал он только тогда, когда Мордей, которому, судя по его раздражённому виду, осточертела вся эта трескотня, предложил подержать клинок, чтобы продавцу было удобнее на него падать. Такой вариант, естественно не входил в планы последнего и торгаш, прошипев сквозь зубы неразборчивое ругательство, двинулся прочь от несговорчивых и жадных клиентов.

Их мучения окончились только тогда, когда троица, пройдя через очередной чёрный полог, оказалась внутри следующего зала, бывшего, как пояснила Игорю Тея, Основанием Шпиля.

Зал Основания, в отличии от вытянутого коридора Преддверия, был круглым и разделённым на две половинки. Одна его часть, лежавшая слева от входа, широкими ступенями поднималась вверх, а другая – правая, в противоположность соседу, шла вниз точно такими же ступенями. В остальном, если не считать разницу в высоте обоих половинок, царила идеальная симметрия. И вверху, и внизу, последние ступени упирались в широкие площадки, ограждённые полукругом стен с множеством черневших проходов. Проходы, ведущие либо к высотам, либо глубинам Шпиля, были сравнительно небольшими, давая комфортный проход двум, или, если идти плечом к плечу, трём искателям приключений. Рисунков здесь не было – Игорь, как не крутил головой, так и не смог найти ни одного знака на серой, редко пронизанной желтоватой прожилкой, поверхности. Не было здесь и торговцев – их место заняли серьёзного вида мужчины, восседавшие на висевших в воздухе платформах. Скользнув по вновь прибывшим беглым взглядом и поняв, что с этих гостей ловить нечего, мужчины дружно отвернулись, переключив внимание на проходы, подле некоторых из которых стояли группы людей.