описи и перевела разговор на события тех времен. Оказалось, что он уже знаком с этим документом, потому как, взглянув на него вскользь, принялся с неожиданным жаром рассуждать о несправедливости советских властей, грабивших польскую церковь. Удивительно, совсем недавно с таким же пылом он объяснялся мне в любви.

– Как ты думаешь, – я изобразила полное недоумение, – могли священники утаивать какое-то имущество? Возможно, изымалось не все, что-то удавалось сохранить и спрятать?

Мне показалось, или он вздрогнул при этих словах?

– Какие глупости лезут тебе в голову, милая. Ты, наверное, начиталась этих нелепых детективных историй. Ваши policjant [20] в те годы были одержимы желанием забрать все, не думаю, чтобы они пропустили хоть одно кадило или подсвечник. Не понимаю, что навело тебя на эти мысли?

– Да так, просто подумалось. Всегда считала, что старинные здания, такие, как костел, должны хранить какие-то тайны. Думала, может, ты знаешь какую-то интересную историю тех времен.

– Я знаю лишь то, что сохранилось в архивных документах, Кира. Хотя, не скрою, хотел бы больше узнать о жизни моего прадеда. Ты, наверное, о своих предках знаешь больше?

– В последнее время мы часто говорим о прошлом с бабушкой. – Я показала Борису фотографию из архива. – Вот, например, чем примечательно это фото? – Было видно, что его смутила моя лукавая улыбка.

– Ну, это мой прадед, Игнатий Левандовский, я рассказывал тебе о нем.

– Да, конечно, я помню. Но ты не знаешь, кто стоит рядом с ним! – Я ткнула пальцем в фотокарточку. – Это мой прадед, Георгий Доронин. Ты представляешь, какое совпадение! Спустя почти сто лет их потомки встретились здесь, в Рыбнинске!

Не знаю, какой реакции я ожидала, но Бориса, казалось, это совпадение не слишком обрадовало. Он долго задумчиво вглядывался в лица на фото и хмурил брови. А когда я рассказала ему о том, где служил Доронин, он как-то странно передернул плечами и помрачнел. Чай из резко отставленной чашки выплеснулся на скатерть, но Борис, казалось, даже не заметил этого. Я кожей почувствовала холодок, пробежавший между нами. Пока ходила на кухню за тряпкой и свежим чаем, Борис уже собрался уходить и встал из-за стола. Его длинные изящные пальцы нервно крутили телефон.

– Прости, Кира, но мой прадед пострадал по вине таких, как этот человек. Мне сейчас сложно разделить твою радость от этой случайности, этой превратности судьбы, которая свела нас. Но это совсем не умаляет моих чувств к тебе. Просто сейчас мне надо побыть одному, подумать…

Даже не поцеловав меня на прощание, он ушел, взволнованный и отчужденный.

«Ну и дура ты, Кира, – в сердцах корила я себя. – Нужно было сообразить, что Игнатия репрессировали такие, как мой прадед. И даже спустя столько лет это может причинить боль потомкам. А я оказалась такой черствой, глупой…»

Чтобы отвлечься от грустных мыслей, занялась уборкой. Снимая со стола испорченную скатерть, я вспомнила о спрятанной под ней папке. Хорошо хоть старые письма не пострадали от пролитого чая. Завтра возьму их к Серафиме, попробую что-то узнать про эту таинственную пещеру, вдруг она что-то слышала о ней от отца…

Поздно вечером позвонила Ниночка, взявшая за правило проверять, все ли у меня в порядке. Ее больше заинтересовал таинственный букет, чем наша размолвка с Борисом.

– Знаешь, подруга, хоть история и напоминает избитый детективный сюжет, где будущей жертве присылают похоронный венок или траурные цветы, мне это совсем не нравится. Кто-то, похоже, хочет тебя напугать.

– Нинуль, не нагнетай, а то я совсем спать перестану. – Я попробовала отшутиться, но получилось это как-то неискренне. – Может, это ошибка или чья-то глупая шутка.

– Ну конечно, и голову тебе проломить хотели тоже для смеха. Нет, не верю я в такие случайности. Ты бы следователю рассказала про букет.

– Чтобы он счел меня глупой суеверной трусихой? – Почему-то мне совсем не хотелось представать перед Савельевым в таком амплуа.

– Посмотри, Кира, как много всего происходит вокруг тебя в последние дни. Я не понимаю пока, кому и в чем ты могла перейти дорогу, и не хочу тебя запугивать. Но кто-то если не охотится на тебя, то точно желает тебе зла. И надо быть настороже. Ты ведь там совсем одна…

– Хорошо, я буду осторожна и завтра же расскажу следователю о букете. Тем более я все равно хотела с ним поговорить об экспонатах из костела.

– Вот это уже лучше. И я бы на твоем месте никому, кроме него, не доверяла.

– А как же Борис?

– Чувствую, ты влюбилась по уши! И не спорь со мной, я по голосу твоему все понимаю. Но будь пока с ним не слишком откровенна, как-то неожиданно он появился в твоей жизни и так быстро растопил твое сердце…

– Ох, дружочек, ты всех под микроскопом рассматриваешь. Не потому ли до сих пор не замужем. – Я, конечно, съязвила, но знала, что Ниночка не обидится.

Мы еще немного поболтали об отношениях с противоположным полом, и подруга, взяв с меня слово быть предельно осторожной и внимательной, распрощалась. В ее далеких монгольских степях давно была ночь.

Уже готовясь ко сну, я как-то некстати вспомнила, что последними цветами, которые мне дарил несостоявшийся жених, были гвоздики.

Борис Левандовский

1 июня 2017 года

Я практически выбежал от Киры и быстрым шагом направился к набережной, чтобы речная прохлада охладила вспыхнувшие чувства и помогла собраться с мыслями. Руки мои дрожали, пожалуй, впервые в жизни. Нет-нет, не от любви к этой милой и очень симпатичной мне девушке, к которой я начал привязываться так, что самому становилось тревожно. И не от праведного гнева на ее прадеда. Я наконец-то нашел недостающий кусочек пазла, складывающегося из отрывков воспоминаний и разговоров, строчек пожелтевших писем, архивных записей, хладнокровных расчетов Влодека Шпетовского и моей врожденной интуиции.

С детства я обладал способностью быстро сопоставлять совершенно разные факты и события, которые фотографически отпечатывались где-то на подкорке и всплывали в нужный момент. Это помогало мне в учебе, в отношениях с людьми, в некоторых моих, скажем так, affaire [21]. И вот в разговоре с Кирой вместе со старыми фотографиями на экране моей памяти появились и описи изъятого имущества, и упомянутая вскользь следователем разбитая витрина, и происшествия вокруг Кириной квартиры, движения ее тонкой руки, неосознанно разглаживающей скатерть, под которой угадывалась папка или файл с бумагами, неожиданный интерес к изъятию имущества из костела. И одна маленькая вещица, лежавшая в кармане пиджака…

Цепочка, начатая действиями моего прадеда, спрятавшего сокровища польской церкви,