к самодержцу на допрос, после чего Николай отправлял их с записками о режиме содержания арестованного в Петропавловскую крепость. Царя интересовало прежде всего, проник ли заговор в гущу аристократии, чьи козни были опаснее бунта нескольких полков, и кто из бунтовщиков хотел убить его и искоренить всю его семью (среди немногих, кто склонялся к этому, самым яростным сторонником был Рылеев).

Некоторые декабристы держались мужественно и не выдали товарищей (М. С. Лунин, И. Д. Якушкин, М. Ф. Орлов, П. И. Борисов, Я. М. Андреевич 2-й, Ю. К. Люблинский и др.). Но многие расквасились, и в слезах и клятвах сдали всё и всех.

Собственно, в первую после мятежа ночь и начался уголовный процесс по делу декабристов. Обвинение против всех было одно – в государственной измене.

17 декабря император своим указом учредил Комиссию для изысканий о злоумышленных обществах под председательством военного министра, члена Госсовета А. И. Татищева. Комиссия заседала в Комендантском доме Петропавловской крепости.

После подавления восстания было арестовано более 3000 человек. К следствию привлекли 579 человек, причем 61 среди них оказался из Северного общества и 37 – из Южного. Остальные подследственные в организации не состояли.

Перед комиссией сначала предстали преступники, захваченные на Сенатской площади и в Петербурге, а в начале 1826 г. арестованные на Украине офицеры мятежного Черниговского полка – опоры Южного общества. Допросов «с пристрастием» не было, хотя некоторые заключенные были одеты «в железо», а те, кого император знал лично, испытали жесткое психологическое давление с его стороны. Вникавший во все детали следствия и суда, Николай при допросе с успехом использовал метод кнута и пряника. По материалам Следственной комиссии будущий делопроизводитель Верховного суда Д. Н. Блудов 30 мая 1826 г. подготовил всеподданнейший доклад.

Специально для суда над декабристами 1 июня был учрежден Верховный уголовный суд из представителей Госсовета (18 членов), Сената (36) и Синода (3). В него вошли также «нескольких особ из высших воинских и гражданских чиновников» – сенатор Д. М. Мордвинов, законодатель граф М. М. Сперанский, генерал от инфантерии А. П. Ермолов, генерал-адъютант П. Д. Киселев и др. (всего 15). Этих аристократов Николай подозревал в связях с декабристами, и не без оснований. Так, например, «Сперанского декабристы прочили в первые президенты русской республики в случае удачного восстания и свержения Николая I». Расследованием их деятельности царь занимался сам (с помощью будущего шефа жандармов графа А. Х. Бенкендорфа), минуя Следственный комитет. Было ли найдено что крамольное – неясно, т. к. все материалы расследования уничтожены. Во всяком случае, эти «особы» сделали в дальнейшем успешную карьеру.

Председателем Суда был назначен столичный губернатор П. В. Лопухин, генерал-прокурором – министр юстиции Д. И. Лобанов-Ростовский.

Суд отсеял непричастных к восстанию подозреваемых и, выделив пятерых главных заговорщиков («наиболее презренных», по мнению царя) – К. Ф. Рылеева, П. И. Пестеля, С. И. Муравьева-Апостола, М. П. Бестужева-Рюмина, П. Г. Каховского в отдельную группу, разбил подсудимых на 11 разрядов.

Обвиняемые проходили перед Следственной комиссией дважды. Точнее – перед двумя разными по составу комиссиями, т. к. во второй комиссии Николай полностью обновил состав, дабы проверить «беспристрастие действий» и правильность выводов первой.

До момента объявления приговора члены суда судили подследственных только по документам, «в темную», не видя их и не допрашивая лично. Не было и свидетелей. Да и сами декабристы не знали, что их судили и осудили. Об этом их известили 12 июня, когда объявили приговор.

Пятерых «презренных» по требованию Сперанского приговорили к четвертованию; 31 (Оболенский, Трубецкой, Якубович, Н. Тургенев, А. Бестужев и др.) – к отсечению головы; 17 – к политической смерти (преломлению шпаги над головой в знак лишения всех прав состояния); 36 – к ссылке на каторжные работы; 15 – к ссылке на поселение; 3 – к лишению чинов, дворянства и ссылке в Сибирь; 9 – к лишению чинов и дворянства и разжалованию в солдаты.

Император указом от 10 июля смягчил приговор по всем разрядам (в т. ч. для 31 осужденного определил вечную ссылку); для внеразрядных подтвердил смертную казнь, с заменой четвертования на повешение.

13 июля на кронверке Петропавловской крепости были казнены Рылеев, Пестель, Муравьев-Апостол, Бестужев-Рюмин и Каховский. Первые двое публично и не раз требовали истребления семьи Романовых, включая женщин, старух и малолетних детей (что всегда особо подчеркивалось); Муравьев-Апостол и Бестужев-Рюмин с оружием в руках возглавляли отряд пьяных солдат, грабивших и насиловавших мирное население на Украине; Каховский застрелил на Сенатской площади парламентеров – генералов М. А. Милорадовича и Н. К. Стюрлера.

7 (19) февраля 1826 г. был организован Следственный комитет в Варшаве, действовавший до 22 декабря 1826 г. (3 января 1827). По представлении донесения цесаревичу Константину Павловичу состоялся суд, который «на основании Конституционной хартии Царства Польского отнесся к подсудимым с большим снисхождением».

Также в 1826–1827 гг. военные суды приговорили к каторжным работам и поселению в Сибирь членов других тайных обществ: Астраханского, Оренбургского, Военных друзей.

Помимо судебных разбирательств около 120 декабристов заточили в крепость, разжаловали, перевели в действующую армию на Кавказ либо передали под надзор полиции.

Особые комиссии, разбиравшие дела солдат – участников мятежа, 201 человека приговорили к телесным наказаниям (несколько солдат погибло под шпицрутенами), а также сформировали сводный гвардейский полк и послали его на Северный Кавказ.

Переправка декабристов в Сибирь по специальному плану, разработанному в Главном штабе, растянулась на 2,5 года. За всеми ссыльными был установлен строгий полицейский надзор, что, по мнению историков, свидетельствовало «о понимании Николаем I смысла произошедшего 14 декабря 1825 г. в Петербурге и о его стремлении локализовать и по возможности изолировать это явление».

Амнистировал декабристов Александр II в 1856 г.

Бунт простолюдина

Сведения о деле Антуана Берте, 20-летнего семинариста, осужденного и гильотинированного в Гренобле (департамент Изер, Франция) 23 февраля 1828 г., можно найти в газетной хронике той поры и в знаменитом романе Стендаля (1783–1842) «Красное и черное» (1831).

Романист, сам выходец из Гренобля, использовал биографию Берте и громкий суд над ним для сюжета произведения и образа главного героя Жюльена Сореля. Одновременно писатель вынес и собственный приговор современникам, погрязшим в безверии и ханжестве эпохи Реставрации (1814–1830). Именно это обстоятельство – возведение Стендалем заурядного уголовного дела в «хронику века» – и сделало суд над Берте воистину великим. Поскольку классическая литература дает более адекватное отображение действительности, нежели газетные репортажи, то именно роман Стендаля в первую очередь позволяет восстановить подробности судебного процесса Берте.

Литературное воплощение Берте – Жюльен Сорель на допросе. Иллюстрация XIX в.

По природным талантам, воспитанию и образованию, нетипичным для сына сельского кузнеца, Антуан, кумиром которого был Наполеон, вполне мог совершить блистательную карьеру. Но, увы, он опоздал родиться. Для бедных, молодых и тщеславных славное время Первой Империи безвозвратно ушло в прошлое вместе с императором.

С детства опекавший Антуана престарелый приходский священник устроил питомца гувернером в семью состоятельного буржуа Мишу де Латур в местечке Бранг, под Греноблем.