де Буле, П. А. Плугульм, К. А. Делангль, Ф. де Буэнвилье, Г. Ше-д’Э-Анж, и др. Адвокат Бори – М. Мерилу, сам карбонарий «высокой» венты и руководитель подзащитного, о чем знали члены суда, был заинтересован в том, чтобы удержать сержанта от неосторожных слов.

В обвинительном заключении, составленном де Маршанги, заговорщикам были инкриминированы попытка свержения Людовика XVIII и «возрождение ужасов анархии».

Набитый до отказа зал с нетерпением ожидал – всплывут ли имена руководителей общества. Если всплывут, сержантов помилуют, нет – казнят. Это было очевидно для всех.

Однако допросив Помье, Бори, Губена и Pay, председатель суда не получил от подсудимых ответа – причастны ли к заговору высшие сановники Франции и каковы масштабы их противоправной деятельности.

Монмерк неоднократно зачитывал показания сержантов, данные теми на предварительном следствии, но они утверждали, что написали их под диктовку генерала Х. Деспинуа, угрожавшего им расстрелом и подсказавшим «все подробности относительно общества карбонариев». Этим, мол, генерал гарантировал сержантам сохранение жизни. Бори и вовсе на обвинение, что именно он создал в 45-м полку венту карбонариев, заявил, что это было «благотворительное общество для помощи инвалидам войны».

После допросов главных обвиняемых получалось, что заговора не было и в помине. Множество свидетелей, в т. ч. и Гипийон, не добавили ничего путного в копилку обвинения.

Однако позиция прокурора была ясна изначально – подсудимые виновны априори! А сейчас тем более – своим ослиным упорством они лишь отягчили свое и без того незавидное положение.

Именно в этот момент, уверены историки, 4 сержанта стали в глазах публики народными героями, которыми вот уже 200 лет восхищаются французы.

29 августа «неумолимый» де Маршанги произнес обвинительную речь (196 стр.), потребовав для 4-х сержантов смертной казни. «Пока прокурор зачитывал обвинительное заключение, старший сержант Бори спал» (Ф. Поттешер).

Затем последовали 25 выступлений адвокатов. Ударной стала речь г-на Мерилу, в которой он акцентировал внимание на том, что «процесс противозаконен, даже скандален, ибо… состава преступления нет, и, следовательно, нет оснований для уголовного преследования». Защитник пояснил, что план заговора еще не правонарушение, т. к. оно по французским законам признается лишь тогда, когда начало осуществляться. К тому же, отметил адвокат, его подзащитный находился в башне Лантерн и не мог принимать участия ни в каких действиях.

Усилия других адвокатов и общий лейтмотив всех их выступлений – «преступления не было, поскольку не было перехода от замысла к действию» – не возымели никакого результата. Де Маршанги тут же «добил» своим вне регламента выступлением «колеблющийся» суд, призвав его покарать преступников. Речь прокурора, прозвучавшая как рекомендация высшей инстанции, была понята присяжными и судьями правильно.

Адвокаты после этого были бессильны изменить что-либо во мнении присяжных и судей.

После дебатов сторон Бори заявил: «Господин прокурор все время представлял дело так, будто я – руководитель заговора. Хорошо, господа, я принимаю это как должное и буду счастлив, если моя голова, скатившись с эшафота, сможет спасти жизнь моих друзей!» (Ф. Поттешер).

6 сентября суд присяжных признал Бори, Помье, Губена и Pay виновными. Виновными были признаны еще шестеро – за недоносительство, а также Гипийон, хотя ему и зачелся донос. 14 человек объявили невиновными.

Судьи приговорили Бори, Помье, Губена и Pay к смертной казни. Гипийона освободили, на 15 лет определив ему находиться под надзором полиции. Другим обвиняемым присудили от 2 до 5 лет тюрьмы.

Ходатайство о пересмотре приговора было отклонено, в помиловании отказано. Людовик XVIII изрек: «Долг выше милосердия».

21 сентября 4-х сержантов, отказавшихся от исповеди и причастия, гильотинировали на площади Отель-де-Виль (бывшей Гревской), окруженной войсками. Не менее 50 тыс. человек, собравшихся на месте казни, безмолвствовали. В тишине прозвучали предсмертные слова сержантов: «Да здравствует свобода!»

До Июльской революции 1830 г., покончившей с режимом Реставрации, оставалось меньше 8 лет.

Мученики были похоронены на кладбище Сент-Катрин, а в 1830 г. их останки были переданы на кладбище Монпарнас. До 1864 г. на могилу сержантов приходила мадам Франсуаза и молилась о спасении души своего жениха Жана-Франсуа Бори.

«Страшно далеки они от народа»

Судебный процесс по делу декабристов уникален для России, на какое-то время он сдержал страшный натиск западного либерализма, но по смерти главного защитника самобытности России Николая I «окно в Европу» было отверсто до границ империи, преступники превратились в героев, а помазанник Божий Николай Павлович – в Николая Палкина.

14 (26) декабря 1825 г., после смерти императора Александра I, закончился почти месячный период междуцарствия и члены Сената и Синода принесли присягу Николаю I. Группа дворян, по тем временам самого свободного сословия России, желавших установить по примеру Запада республику или конституционную монархию, вывела на Сенатскую площадь 2 полка солдат гвардейских полков и гвардейский морской экипаж (3000 человек).

Многими дворянами-декабристами двигали благие порывы молодости – страшно далекие не только от народа, но и от самих себя. Так, например, они предполагали отменить крепостное право, но никто из них и не собирался отпускать крестьян на волю с землей. Вряд ли дворяне задумывались о том, что им пришлось бы ждать совсем немного, когда революция (безземельные крестьяне) сметет их самих с этой не отданной земли, а кого-то и закопает в нее. В конечном счете для россиян так было бы, может, и лучше…

Заседание следственной комиссии по делу декабристов (рис. В. Ф. Адлерберга) и казнь (рис. А. С. Пушкина)

Впрочем, оставим догадки.

Ядро восставших в основном принадлежало двум тайным обществам, образованным в 1821 г., – «Северному» в Петербурге и «Южному» в Тульчине на Украине. Северное общество основали Н. М. Муравьев (разработавший «Конституцию»), Н. И. Тургенев, М. С. Лунин и С. П. Трубецкой. К моменту восстания самым влиятельным лицом в нем стал поэт К. Ф. Рылеев. Южным обществом руководили П. И. Пестель, разработавший программный документ «Русская правда», и С. И. Муравьев-Апостол.

Александру I поступали сообщения о существовании тайных офицерских обществ, но царь почему-то отнесся к ним индифферентно. Знал о подготовке в гвардии восстания и Николай. Он упредил декабристов, приняв присягу от членов Сената и Синода в 7 час утра, на 2 часа ранее назначенного часа выступления.

Из-за доносительства (А. К. Бошняк, Я. И. Ростовцев, А. И. Майборода, И. В. Шервуд и др.), несогласованности действий, нерешительности и малодушия руководителей бунта (Рылеев, А. И. Якубович, П. Г. Каховский, С. Г. Волконский), предательства в ходе восстания («диктатор» Трубецкой) мятеж был в тот же день подавлен правительственными войсками.

Декабристы не только не имели опоры в народе, но и число их самих было ничтожно мало: 0,6 % от общего числа офицеров и генералов русской армии (169 из 26 424).

Волевой и решительный Николай I с первых часов своего правления заявил о себе, как о всевластном монархе, задал вектор государственного развития, которому следовал практически все свое царствование.

В ночь на 15 декабря Зимний дворец превратился в «проходной двор». Злоумышленников доставляли