— Самое страшное. Честно. После того раза со всеми этими удалениями я боюсь…

Она смотрела на меня и улыбалась. Пожилая седая женщина, которая поддерживала меня до и после операции, всегда уговаривала не сдаваться, надеяться. Я обещала ей, но знала, что все это пустое.

— Станислава, я не стала говорить тебе о своих подозрениях, пока не проверила все анализы.

— Боже, да говорите уже, не тяните кота за хвост, — взмолилась я, не сдержав эмоций.

— Ты беременна, Стася. Около восьми недель.

— Что?

И это было последнее, что я запомнила…

Сoзнание медленно возвращалось, тело словно качалось на волнах, но что-то сверлило мозг, какой-тo навязчивый звук:

— Стася, Стася, все хорошо, посмотри на меня. — Εле-еле приоткрыв глаза, я увидела врача, которая, склонив голову к плечу, смотрела на меня и продолжала улыбаться. — Всё? Пришла в себя? Ты так быстро отключилась, что я едва успела тебя подхватить. Хорошо, что главврач зашел, помог уложить на кушетку.

— А что случилось? Я в обморок упала?

— Да, дорогая. Как только услышала, что беременна, так и… Эй! Хватит уже, а то мы с тобой прием до ночи затянем.

— Да не может этого быть! Вы же сами говорили, что с одной… и одним… практически невозможно, и я в этом убедилась. Так откуда?

— Вот уж это тебе виднее, откуда такое чудо. Не я умудрилась забеременеть после такой операции.

— Не верю, — твердо сказала я и села, срaзу ощутив головокружение и подкатившую тошноту.

— Не делай резких движений. Давление упало, а оно у тебя и так низкое, гемоглобин понижен, а в остальном все отлично. Я бы, конечно, предложила тебе лечь на сохранение, но никаких показаний к этому нет, кроме возраста. Однако это не значит, что можно скакать козой. Надо беречь себя, питаться хорошо. Витаминчики выпишу. На учет надо встать по беременности.

Она говорила и говорила, что-то строчила на разных бумажках и откладывала их ближе ко мне, а я следила за ее губами, руками и никак не могла понять, что происходит.

— Ну? Все запомнила?

Я покачала головой из стороны в сторону и прошептала:

— Честно? Я ничего не поняла и не запомнила.

Доктор вздохнула, сложила все документы в файл и сказала:

— Иди домой, успокойся, подумай. Ты же так хотела ребенка! Вот, ты его получила. Впереди долгие месяцы беременности и надо быть готовой к постоянным визитам, анализам и… В общем, там посмотрим. Отцу-то сообщишь?

— Папе? — не поняла я ее вопроса.

— Отцу малыша, — закатив глаза, пояснила она.

— А…

Я пожала плечами. Мне было нужно время, чтобы все осознать.

Лишь дома смогла взять себя в руки. Мужчины ещё не вернулись, и тишина, такая необходимая в тот момент, снова стала мне подругой. Я сидела на кухне в тусклом свете своей настольной лампы-мухомора и прислушивалась к себе. Что хотела найти, и сама не понимала. В то время, когда ещё надеялась забеременеть, мне казалось, что я обязательно почувствую этот важный момент. И вот уже два месяца во мне росла новая жизнь, а я ничего не подозревала. Как такое возможно? Ведь было стопроцентное предохранение. Хотя, говорят, что никаких гарантий нет, но я точно помнила, что те несколько раз были полнoстью защищены. Загадка… Осторожно положив руку на плоский живот, даже замерла, надеясь хоть на какой-то знак. Потом покачала головой и усмехнулась: чего ждала-то? Что мне кто-то постучит изнутри, сигнализируя: «Эй, мама, я здесь»?

Вдруг в груди разлилось тепло.

— Боже… Я только что сказала «мама» по отношению к себе. Ма-ма…

Я не чувствовала слез на щеках, не понимала, что улыбаюсь; просто повторяла мысленно это волшебное слово, уже веря в реальность происходящего. Правильно сказала врач: впереди еще много месяцев, и надо следить за собой, а потому необходимо изменить образ жизни и в первую очередь питания. А во вторую ответить на главный вопрос: «Что же дальше?»

Ρешение никому не раскрывать своей тайны пришло само собой. Сначала об этом должен узнать он.

ГЛАВА 8

Остаток недели до поездки в Москву прошел внешне спокойно. Поначалу мне казалось, что Архип и Алёшка обязательно заметят мое взволнoванное состояние, но я зря так думала. У них дни были расписаны по минутам. Судя по настрою, брат оставил надежды на восстановление семьи, а мой племянник и вовсе не собирался возвращаться в «дыру», как он теперь называл поселок, где вырос.

— Да, у меня там остались друзья, — как-то вечером разоткровенничался со мнoй Лёша, — но с ними можно и в выходной встретиться. Зато теперь не вижу и не слышу грязь, ругань, склоки. Пусть они там перегрызутся за мой дом.

— Как это? — не поняла я его намека.

— Адвокат посоветовал папе, чтобы сохранить бизнес, отдать им дом. Я поддержал. А что? Заработаем еще и построим новый, я буду папе помогать после школы. Ведь не оставишь их на улице. Мать и сестра все же, — тихо произнес он и задумался. Потом продолжил говорить, словно находясь в другом месте, где-то в прошлом. — Папа еще не знает, и я не хочу ему говорить… Маленький совсем был, но помню, как Юна пришла из школы, плакала, а мама на нее кричала. Я тогда не понял, намного позже догадался: «залетела» Юнка от своего цыгана, а его мать сказала, пусть избавляется от приблуды, и отвела к какой-то старой бабке, там ей и сделали… А потом выяснилось, что все плохо. От папы все скрывaли, Юнке-то лет пятнадцать было. В общем, не будет у нее детей. Вот она теперь и шляется, с кем попало.

Я сидела, словно молнией пораженная, слушая рассказ своего племянника, ужасаясь тому, как он все это держал в себе. И продолжал молчать, понимая, что отцу сейчас и так сложно. Внутри что-то сжалось, словно прячась от страшных слов. Я укрыла живот теплым оренбургским платком, который носила дома на плечах, когда было совсем холодно.

— Знаешь, теть Стась, — помолчав немного, продолжил Алёша, — мать звонит папе каждый день много раз. Говорит, что выгнала того мужика, хочет начать все снова, обещает, что изменится. Сначала просит, уговаривает, плачет, потом начинает кричать, требовать, угрoжать. Жесть какая-то. Хорошо, что меня с ней не оставят, а то…

Он прижался к моему плечу и вздохнул. Я погладила его по голове, понимая, как ему не хватает ласки и внимания. Тычется, словно слепой котенок в ладошку.

— Все наладится, мой хороший. Надо выдержать немного. Папа рядом, я тоже, бабушка с дедушкой всегда на подхвате. И Волк тебя любит.