Она потянулась к нему, но поняла, что зашла слишком далеко, как только он схватил ее за запястье. Северин уставился на свои пальцы, сжимавшие ее руку.

– Я знаю, что ты настоящая, Лайла, – его голос был нежен, как отравленный шелк. – Просто мне не хочется, чтобы это было правдой.

Он отпустил ее руку и задернул тонкие занавески. Лайла наблюдала за тем, как он отступает к креслу. Прошло несколько мгновений, прежде чем она поняла, что он не вернется.

«Хорошо, – подумала она, устраиваясь поудобнее на большой пустой кровати. – Этого я и хотела».

Закрыв глаза, она представила себе холодные, неосвещенные помещения Спящего Чертога. Где-то в этом ледяном дворце ее ждала Божественная Лирика – секрет долгой жизни. Но за все в жизни нужно платить.

За неделю до того, как она покинула дом своего отца, он сделал ей подарок. Не обручальные браслеты ее матери, как она просила, а маленький кинжал, инкрустированный слоновой костью и золотой филигранью, которая струилась по рукояти, как павлиний хвост.

– Лучше своими руками, чем руками колдуна, – сказал он.

Смысл его слов был ясен. Лайла вспомнила об этом сейчас, натягивая одеяло до подбородка. Она повернулась спиной к Северину. Раньше, по вечерам, когда они играли в шахматы, он ждал ее в дверях кухни Эдема. Иногда она притворялась, что не замечает его присутствия, осторожно наблюдая за его улыбкой, которая появлялась на его лице, когда он смотрел на нее. В те времена он относился к ней, как к ровне.

Она подумала о кинжале и словах своего отца, о снежных девушках с растаявшими сердцами и о своем ледяном ошейнике.

Если ради выживания ей придется вырезать свое сердце – она сделает это своими руками.

Шесть дней до Зимнего Конклава…

Северина было семеро отцов, но всего один брат.

Одно время ему казалось, что у него может быть двое братьев.

Гнев потащил его на встречу в Люксембургский сад, потому что время от времени доверенные адвокаты Северина должны были убедиться, что он здоров, прежде чем выделить Гневу еще денег. Они не слушали, когда Северин рассказывал им о Шлеме Фобоса, вызывающем кошмары, о колючем розовом кусте, где они с Тристаном прятались каждый день, о синяках на его запястье, которые всегда исчезали как раз к встрече с ними. Вскоре он научился вообще ничего не говорить.

На одной из таких встреч он увидел Гипноса, идущего рука об руку с отцом мимо раскачивающихся лип.

– Гипнос! – выкрикнул Северин.

Он замахал руками, отчаянно пытаясь привлечь внимание другого мальчика. Если Гипнос заметит его, то, возможно, сможет их спасти. Может быть, он мог бы объяснить Северину, из-за чего тетя ФиФи бросила его. Может быть, она могла бы полюбить его снова.

– А ну прекрати это, мальчик, – прошипел Гнев.

Северин мог бы выкрикивать имя Гипноса до потери сознания, если бы другой мальчик не поймал его взгляд… только чтобы отвернуться. Северину показалось, что в этот момент ему в сердце вонзилось острое лезвие.

Через несколько месяцев его младший брат спас их с помощью растения. Тристан признался, что его посетил ангел, который дал ему ядовитые цветы аконита, оказавшиеся прямо в чайной чашке Гнева.

Годы спустя они вдвоем будут стоять на недавно вспаханной земле, которая скоро станет отелем Эдем. Тристан потратил все свои сбережения на то, чтобы купить пакетик роз, которые он тут же бросил в землю, а затем приказал им прорасти. Когда из-под земли появились первые тонкие ростки, он обнял Северина за плечи, ухмыльнулся и показал на быстро растущие розы.

– Теперь все наши мечты будут сбываться. Это только начало, – сказал он. – Я обещаю, что буду защищать эти розы.

Северин улыбнулся в ответ, зная свою реплику наизусть:

А я буду защищать тебя.

СЕВЕРИН НИКАК НЕ МОГ УСНУТЬ. Он сидел в кресле, отвернувшись от знакомого силуэта Лайлы, темнеющего за прозрачным занавесом. Наконец он вытащил перочинный ножик Тристана и провел пальцем по серебристой жилке на лезвии, в которой поблескивал парализующий яд Голиафа.

Северин потянулся за своим пальто и натянул его на плечи. Не глядя на Лайлу, он открыл дверь их комнаты и направился к лестнице. Он задумчиво повертел в руке нож Тристана, наблюдая за тем, как вращающееся лезвие превращается в расплавленное серебро. Розы, посаженные Тристаном, были давно вырваны из земли, после того как он приказал садовникам отеля сровнять с землей Сад Семи Грехов. Но черенки остались в его кабинете, ожидая новой почвы и места, где можно пустить корни. Он прекрасно их понимал. В Божественной Лирике он видел бесконечный потенциал. Будущее, в котором алхимия древних слов наполнит его вены золотом, излечит от человеческой глупости, а страницы книги станут плодородной почвой для воскрешения его мертвых грез.

РАННИМ УТРОМ Спящий Чертог все еще дремал.

Бутоны ледяных цветов снова закрылись. Горгульи превратились в ледяные глыбы, спрятав рогатые головы под крылья. Голубой свет, льющийся из окон в стеклянный атриум, казался цветом тишины. Хотя пол был в основном матовым, несколько прозрачных квадратов открывали вид на глубины озера, и краем глаза Северин заметил бледное брюхо охотничьей миноги.

На карнизах стояли согнутые и разбитые статуи женщин с отрезанными или связанными за спиной руками. Маленькие волоски на затылке Северина встали дыбом. Здесь было слишком холодно, слишком пусто, слишком тихо. Тот, кто создал ледяной дворец, считал Спящий Чертог священным… но это место можно было считать священным только в том же духе, что и кости праведника или связку зубов мученика. Жуткий собор словно настаивал на почтении, и для того, чтобы просто вынести его вид, нужно было в него поверить.

Северин пересек атриум и пробежал через все, что видел накануне в ледяном гроте: мимо лестницы, ведущей к осевшей платформе, трех обледенелых щитов, бассейна с водой и ледяных животных, поворачивающих головы ему вслед. Из всех комнат и этажей Спящего Чертога именно эта была похожа на его холодное, бьющееся сердце.

Северин уже почти завернул за угол, направляясь к северному залу, когда услышал позади себя звук шагов. Он нахмурился. Остальные еще не проснулись. Он обернулся, ожидая увидеть кого-то из своей команды, но перед ним стояла Дельфина с кружкой кофе в одной руке. В другой она держала тарелку, на которой лежал разрезанный по диагонали кусочек тоста с обрезанными краями. Он был густо намазан маслом и малиново-вишневым вареньем. В детстве это было любимой едой Северина.

– Я так и думала, что ты рано встанешь, – сказала она. – Это время, когда только призраки пробуждают нас ото сна.

Она скользнула вперед, предлагая ему еду. Северин даже не пошевелился. Что за игру она затеяла? Сначала она поила его чаем, потом просила разрешения зайти к нему в комнату, когда он приходил в себя, а теперь принесла ему тосты?