– Oui, oui, – удивленно ответил тот. Его черные глаза проницательно посмотрели на Хартмана, и потом на лице француза мелькнула улыбка, он узнал фельдфебеля. – Oui, oui, tres bien. Вы фельдфебель из танка? Oui?

Они пожали друг другу руки. Хартман, пригнувшись, встал рядом с гауптштурмфюрером Фенэ. Офицер показывал вперед. Хартман посмотрел в ту сторону. Он увидел, как несколько вражеских штурмовых групп перебежками приближались к их комплексу зданий. «Проклятье, – подумал фельдфебель. – Мы попали не туда. Здесь же проходит передняя линия фронта!»

Но он не успел предаться размышлениям на эту тему. У него за спиной начал строчить пулемет. Некоторые французские мотопехотинцы заняли позицию в оконных проемах. Другие подтаскивали ящики с боеприпасами и фаустпатроны. Гауптштурмфюрер Фенэ отдавал приказы. Связные убегали прочь. Хартман не знал, что же ему теперь делать. Должен ли он вместе со Шпаалем ретироваться? Но это было бы проявлением трусости. Что же ему делать?

– Танки!

Бойцы, словно наэлектризованные, вскочили на ноги. В шуме разрывов гранат никто не услышал рев двигателей. Фельдфебеля тоже охватило волнение. Теперь он никак не может уйти с передовой! И вот они показались, серо-зеленые колоссы – Т-34! Чудовища переползали через груды обломков, как гигантские неповоротливые черепахи, останавливались, стреляли, вновь трогались с места, останавливались и стреляли. Их снаряды летели в руины домов, туда, где по предположению советских солдат засели защитники города.

Французы оживились. Никто не думал об отступлении. Гауптштурмфюрер Фенэ вскочил на ноги. Над головой он поднял фаустпатрон.

– Allons! – крикнул он.

– Vive la France! – ответили ему сотни голосов.

Штурмовой батальон французской добровольческой дивизии «Шарлемань» перешел в контратаку и устремился навстречу русским танкам. Гауптштурмфюрер Фенэ бежал впереди своих бойцов. Сразу за ним следовало гренадерское отделение унтер-офицера Воло.

Французы повязали себе на шею сине-бело-красные шарфы. В правой руке каждый держал фаустпатрон, а в левой сжимал штурмовую винтовку. Последняя немецкая контратака в битве за Берлин проводилась французскими добровольцами.

Первые семь Т-34 были уничтожены в ближнем бою. Танки остались стоять, как пылающие факелы, на Белль-Альянсплац. Французы спешили дальше. Советские солдаты, поспешно отступив, закрепились в руинах домов. Эсэсовцы продолжали свою атаку. Они не давали спуску никому, но и сами не ждали пощады. Роты гауптштурмфюрера Фенэ захватывали одно здание за другим. Отделение унтер-офицера Воло вышло к каналу.

В этот момент русские батареи, которые заняли позицию на площади Шпиттельмаркт, открыли ураганный огонь. Их снаряды еще раз стали разносить в пух и прах руины домов на Белль-Альянсплац, на Вильгельмштрассе и на Принц-Альбрехт-штрассе. Затем вперед вновь устремились советские танки. Их пушки выкуривали последних немецких защитников, окопавшихся в руинах, их гусеницы перемалывали тела павших и раненых. Но бойцы из Парижа, с берегов Луары, из горных долин Пиренеев и равнин Бретани не сдавались. Они держались, стреляли и бросались врукопашную, пуская в ход приклады, пока по ним не прокатились стальным катком русские танки.

Линия фронта в центре города была такой прерывистой, что никто не знал, что ждет тебя за следующим углом. Ожесточенная и отчаянная борьба шла за каждый дом, за каждый этаж и за каждую комнату. Подвал, первый этаж и чердак дома в течение нескольких часов много раз переходили из рук в руки. Отважные бойцы снова и снова выбегали на улицу с фаустпатронами в руках и стреляли по вражеским боевым машинам. Унтер-офицер Воло уничтожил в этот день восемь советских Т-34. Обершарфюрер (фельдфебель) Аполло с остатками своего взвода отбил много советских атак. Он сам в ближнем бою вывел из строя шесть танков. Гауптштурм-фюрер Вебер, командир военного училища дивизии СС «Шарлемань», уничтожил свой тринадцатый танк. К вечеру перед позициями штурмового батальона Фенэ стояли 62 сгоревших советских танка.

Фельдфебель Хартман и унтер-офицер Шпааль тоже участвовали в этих тяжелых и кровопролитных боях. Теперь, когда бои немного стихли и повеяло прохладой наступающей ночи, оба солдата отправились в путь к командному пункту дивизии французских добровольцев-эсэсовцев.

Бойцы спешили, пробираясь через руины, мимо мертвых и раненых, слышали крики женщин и детей, старались избежать разрывов падающих вокруг снарядов. Фаненюнкер шагал первым. В царящем вокруг грохоте трудно было понять, что он закричал. Хартман следовал за ним, и вдруг Шпааль вскрикнул и упал ничком на мостовую.

Хартман бросился к нему, приподнял фаненюнкера. Какой же легкий этот мальчишка, подумал он. Фельдфебель занес Шпааля в подъезд ближайшего дома. Фаненюнкер дышал, но был без сознания. Из отверстия в спине пульсировала струйка крови. Хартман разорвал гимнастерку и прижал перевязочный пакет к ране. Оторвав полосу ткани от гимнастерки, он наложил ее поверх. Потом Хартман взял потерявшего сознание фаненюнкера на руки и выбрался на улицу.

Однако фельдфебель не знал, в какую же сторону теперь идти. Но он понимал, что не может оставить здесь тяжелораненого юношу. Он продолжал блуждать среди руин. На лбу у него выступили крупные капли пота. Он начинал задыхаться. Только не останавливаться, только не останавливаться!

Вдруг как из-под земли перед ним выросли два ополченца. Они подхватили фельдфебеля под руки, забрали у него раненого. Фельдфебель перевел дух, ему надо было отдышаться. Оба незнакомца скрылись в проломе в стене подвала. Там находился сборный пункт раненых. Несколько свечей освещали подвальное помещение, в котором пахло кровью, потом, эфиром и гноем. У Хартмана на душе стало тоскливо. Словно в трансе, он брел за двумя санитарами. Они искали свободное место, куда можно было положить раненого. В самой глубине подвала, куда почти не доходил свет от свечей, как раз освободилось место. Санитары вынесли оттуда скончавшегося солдата.

Два помощника уложили Шпааля на освободившееся место и тотчас исчезли. Хартман сразу вышел из охватившего его оцепенения:

– Эй! А где врач? Разве никто его не перевяжет?

– Нет времени!

– Сам перевяжи!

Вот что услышал фельдфебель в ответ. Он осмотрелся, глядя на стонущих людей, находившихся у его ног. Плотно прижавшись друг к другу, здесь лежали солдаты, бойцы гитлерюгенда и фольксштурма, женщины и дети. Все они были ранены осколками снарядов или бомб, пулями огнестрельного оружия или падающими камнями. Их наспех перебинтовали. И на этом все закончилось. Здесь не было ни одного врача. Да даже если бы он и был, то не смог бы ничем помочь. Ведь у него не было ни перевязочного материала, ни ваты, ни шприцев для инъекций, ни болеутоляющих препаратов.

Фаненюнкер неожиданно пришел в себя и жалобно простонал:

– Воды! Воды, пожалуйста, пожалуйста, воды!

– Да, да, дружище, – утешал его Хартман, лихорадочно раздумывая, где бы раздобыть воду. Он увидел, как фаненюнкер ощупывает свой мундир. Хартман опустился на колени, крепко