взял юношу за руку и почувствовал, что она покрыта холодным потом. Все тело фаненюнкера содрогалось от мелкой дрожи.

– Сейчас я принесу воду, успокойся, все будет хорошо!

Юноша качал головой и, прерывисто дыша, прохрипел:

– Мама, мама, где ты?

Хартман крепко держал его голову, но раненый приподнялся и, вцепившись в руку фельдфебеля, попросил:

– Помоги мне, камрад! Ради бога, помоги. Я истекаю кровью – мои ноги уже совсем холодные, я не чувствую их…

Из угла подвала раздался хриплый голос:

– Черт побери, да дай ты этому малому по башке! Ни одна свинья не выдержит эти стенания!

Шпааль не слышал этого, он еще крепче прижимался к Хартману.

– Друг, я должен тебе что-то сказать. У меня девушка в Штеттине – напиши ей. Ее зовут…

Неожиданно фаненюнкер издал мучительный стон. Его лицо исказилось гримасой боли. Из его рта захлестала кровь. Хартман, объятый ужасом, вскочил на ноги, раненый вытянулся на полу. Фельдфебель сразу же снова склонился над умирающим юношей и приподнял его голову. Но глаза Шпааля уже остекленели. Его рот остался открытым. Он больше не дышал.

Хартман осторожно опустил голову юноши на холодный пол подвала и закрыл мертвому глаза. И неожиданно ему на ум пришла цитата из Библии, которую он слышал много лет тому назад на уроке религии: «Ибо прах ты и в прах возвратишься…»

Хартман выпрямился и смахнул капли крови со штанин. За его спиной кто-то, шатаясь, брел в полутьме, постанывая от боли. Санитары вносили в подвал еще одно окровавленное тело. Под сводами подвала раздавались пронзительные крики. Невыносимо воняло кровью и гноем, калом и мочой, эфиром и карболкой. Хартман почувствовал легкое головокружение. К горлу подкатывалась тошнота. Он устремился через тела раненых к выходу, спотыкаясь, поднялся по лестнице, пошатываясь, выбрался наружу и с облегчением вдохнул пропитанный дымом и гарью воздух.

– Какое же проклятое Богом свинство! – воскликнул он и поспешил дальше по улице.

Только подальше отсюда, только прочь. Он блуждал среди руин и не знал, в какую сторону идти. Вокруг горели дома, с грохотом рушились стены, взрывались неразорвавшиеся снаряды, от взрывов которых лопалось дорожное покрытие. Но он спешил дальше. Все равно куда. Однако не теряя надежды где-нибудь встретить своих боевых товарищей.

Ожесточенные бои за Берлин продолжались. Советские танки и пехота продвинулись еще дальше, прорвали немецкие оборонительные линии, разгромили и рассеяли боевые группы защитников столицы. Одна из таких боевых групп попала в окружение в Фридрихсхайне. Остатки другой группы сражались на Александерплац. На Лейпцигерштрассе грохотали выстрелы из фаустпатронов. Пехотинцы и бойцы батальонов фольксштурма держали оборону в руинах Технического университета в Шарлоттенбурге. Русскими был захвачен мост Мольткебрюкке. Советские штурмовые отряды пробивались сквозь груды развалин к зданию рейхстага.

Но до сих пор советским войскам еще не удалось прорваться в район Тиргартена. Унтер-офицер Райнварт и ефрейтор Рамлау добрались до зенитной башни в зоопарке без соприкосновения с противником. Здесь они отыскали командные пункты 18-й моторизованной дивизии и 1-й зенитной дивизии и передали свои записки. Затем они снова прошли контрольные посты полевой жандармерии и теперь пытались вернуться назад на Ноллендорфплац.

Тем временем наступила ночь. Оба бойца шли, спотыкаясь, по засыпанной мусором и битым кирпичом Курфюрстендамм, пробирались сквозь руины до поминальной церкви кайзера Вильгельма. Здесь поработала советская артиллерия; люди – в основном женщины и дети – лежали грудами друг на друге в том положении, в каком были застигнуты артиллерийскими снарядами и залпами «сталинских органов». Неописуемая вонь отравляла воздух. Райнварт и Рамлау, прижимая к лицу носовые платки, побежали дальше, едва сдерживая рвоту. Совсем рядом трещали пулеметные очереди.

Они прыгали и карабкались, ползли по-пластунски и снова бежали со всех ног. Над их головами со свистом проносились снаряды русских гаубиц, ревели снаряды немецких зениток, которые с зенитной башни в зоопарке все еще держали под обстрелом весь район Тиргартена. Райнварт остановился и показал рукой вперед. Рамлау тоже замедлил шаг. Этим поздним вечером 29 апреля 1945 года их взору открылась ужасная и прекрасная картина, которая привела бы в восторг даже Нерона.

Деревянная колокольня церкви кайзера Фридриха ярко пылала. Языки пламени лизали вершину колокольни, разрастались и поднимались все выше и выше. Колокольня не сгорала быстро. Она полыхала, как факел, который горел спокойным пламенем, медленно, сверху вниз. Сверкающий свет среди мрачных руин.

– Дружище, – удивился Рамлау, – выглядит так, словно все небо охвачено пламенем!

Райнварт протестующе мотнул головой:

– Нет, дорогой, это не небо, это ад, который посылает на землю потоки своего огня!

Глава 8

Конец рейхсканцелярии

Стрелки часов показывали 22.00, когда дверь кабинета Гитлера распахнулась, чтобы впустить политических и военных деятелей на последнее обсуждение положения на фронте, которое проводилось в бункере под рейхсканцелярией. Лица генералов, министров, статс-секретарей и политических деятелей были серьезны и замкнуты. Теперь уже никто не обманывался относительно серьезности ситуации. Тем не менее все они еще надеялись на внезапный счастливый поворот судьбы, на развал коалиции между западными державами и Советским Союзом, на то, что подошедшая к Потсдаму 12-я армия Венка все-таки сможет собраться с силами и прорваться к Берлину, чтобы деблокировать город и принести спасение.

Генерал Вейдлинг выглядел бледным, изнуренным и обессиленным. За последние часы ему пришлось выдержать такое физическое и психическое напряжение, что он чувствовал себя усталым и изможденным, раздраженным и нервным. Наряду с чрезмерными физическими нагрузками последних часов особенно тяжелы были последние страшные известия, поступившие на командный пункт в Бендлерблоке. Теперь генерал был абсолютно уверен, что все пропало.

Советские танки находились уже у вокзала Анхальтер Банхоф. Русские стрелковые соединения вышли к Потсдамерплац и держали под пулеметным обстрелом улицу Герман – Герингштрассе. Кольцо вокруг района Тиргартен и находящихся там зенитных башен сузилось. Только совсем узкий проход оставался между центром города и боевыми группами, сражавшимися в западных районах Берлина и в Штеглице, в комплексе зданий Биркбушхаус. Ближе к вечеру Верховное командование вермахта сообщило:

«День и ночь бушевали уличные бои за центр Берлина. Отважный гарнизон защищался в тяжелом сражении против непрерывно атаковавших большевистских полчищ. Тем не менее не удалось предотвратить дальнейшее продвижение противника в отдельных районах города. Вдоль Потсдамерштрассе и на Белль-Альянсплац продолжаются упорные уличные бои. От озера Плётцензе противнику удалось продвинуться до Шпре».

Хотя формулировки сводки вермахта лишь намекали на размер катастрофы, но названия улиц и площадей говорили о том, что советским штурмовым отрядам удалось разгромить немецкие оборонительные рубежи. Между тем в бункере фюрера под рейхсканцелярией разыгрывались сцены, которые показывали, что и здесь наконец осознали