— Не волнуйся, ему я тоже прочитаю нотацию.

Я киваю. Рада, что мы оба столкнемся с этим разговором.

Еще мгновение я позволила себе постоять снаружи и просто насладиться этим моментом, легкостью, которая существовала между нами до того, как появился Шон и все перевернул.

Раньше я верила, что мать Шона может быть только холодной и бесчувственной, и было трудно понять, почему он все еще хотел общаться со своей семьей.

Но я знаю Диану, и теперь я вижу все целиком. Она не такая.

И я знаю, что в доме больше нет фотографий Шона, и это заставляет мое сердце разрываться из-за него.

Я почти ничего не произнесла за весь этот разговор, и слова, которые тяжелым грузом лежат у меня на душе, — это все, что у меня есть. Я не могу спросить ее. Я должна. Мне нужно знать, даже если кажется, что это не должно меня касаться.

— Почему ты ее не одобряла?

Взгляд Дианы становится отстраненным, и я хотела бы видеть, то, что видит она.

— Я не уверена, что это вообще имеет значение. Я хотела, чтобы он был поближе к дому, а все, что я сделала, это оттолкнула его и потеряла годы, которые у нас могли быть. Я думала, мы могли бы наладить отношения после смерти его отца… но он даже не пришел на похороны. И теперь, когда он снова дома, я возвращаюсь к старым привычкам. Все, что я делаю, — это затеваю ссоры.

Это не тот ответ, на который я надеялась, хотя, честно говоря, я не уверена, что именно хотела от нее услышать.

Она на мгновение замолкает, проводя рукой по идеально уложенному пучку, который она всегда носит, прокладывая путь разрушения через опрятность.

— Возможно, если бы я не отреагировала так, как отреагировала, я смогла бы в конце концов убедить его переехать поближе к дому. Возможно, у нас были бы внуки. Я бы вышла на пенсию и стала няней. Но она была баптисткой, и ради этого, видимо, стоило пожертвовать всем будущим.

Непрактикующая пресвитерианка, но неважно.

Она издает короткий смешок, не холодный или резкий, а теплый и ироничный, как будто сама себе не верит. Что-то ужасно болезненное пронзает мое сердце, когда я представляю это.

— В этом проблема с детьми. Ты думаешь, что сможешь их чему-то научить, но, честно говоря, я думаю, что они принимают решение о том, кто они такие, еще до того, как научатся говорить. И когда они становятся взрослыми, все, что ты можешь сделать, это надеяться, что они примут правильные решения. Хотела бы я знать это, когда я только их родила.

— Старшие дети всегда тренировочные, — грустно шучу я, и что-то ужасное сжимается у меня в груди. Это была одна из первых причин, из-за чего мы с Шоном сошлись.

Дианна морщится, но я вижу, что это для того, чтобы сдержать улыбку.

— До рождения Логана и Эйдена я водила Шона на пляж. Ему было, наверное, года два. У меня осталось так много приятных воспоминаний о поездке туда с сестрой. Мы начали строить замок из песка слишком близко к приливу, чтобы вода заполняла ров. Но волна столкнула нас, и я хотела удержать его голову над водой. Я даже не заметила, что сжимала слишком крепко, пока мы не вернулись к машине. Я оставила кровоточащие следы от ногтей на его руке.

Она делает долгую паузу, позволяя себе поморщиться при воспоминании.

— Не в первый и не в последний раз я чувствовала себя плохой матерью. Если будешь слишком крепко держаться за что-то, то оставишь следы от ногтей.

Я слышу по ее голосу, что боль от одной трагедии настолько сильна, что невозможно не создать еще больше.

Затем она немного встряхивается, отрываясь от своих воспоминаний.

— Прости, я продержала тебя здесь гораздо дольше, чем ты, вероятно, намеревалась. Тебе не нужно продолжать слушать мою болтовню…

— Я не дождалась, чтобы мама перезвонила мне, — выпаливаю я, признаваясь ей. — И я думаю, что наконец-то готова прекратить попытки. Но Шон вернулся домой, чтобы увидеть, как женится его брат. Я думаю, это означает, что у тебя все еще есть шанс все исправить.

Она удерживает меня взглядом, и мне кажется, я вижу, как ее глаза остекленели от эмоций. Затем дверь рядом с нами снова открывается, и, нарушая момент, который у нас был, мимо проходит еще один сотрудник пивоварни.

— Эм, я все равно просто вышла на минутку. Свежий воздух, — говорю я ей, делая быстрый шаг в сторону. Дианна кивает, а я хватаюсь за дверь, когда она почти захлопывается, чтобы вернуться внутрь.

Я бросаю взгляд на Дианну, но она слегка качает головой, показывая, что намерена еще немного побыть на улице.

— Свежий воздух и лучший сигнал. По какой-то причине внутри пивоварни сеть ловит просто ужасно, — вздыхает она, доставая телефон из кармана. Она прислоняется к перилам платформы, открывая какое-то яркое приложение на экране. Даже боссу нужны ее «собери три в ряд» игры.

— Не говори мальчикам, — говорит Дианна заговорщическим тоном, приподнимая бровь. — Раньше я столько ругала их из-за видеоигр.

Я не могу удержаться от ответной улыбки и представляю, на что это было похоже.

17

Шон

Следующий день проходит исключительно спокойно. Я знаю, потому что Эйден пишет мне.

«Когда ты начал скрипеть зубами?»

Я смотрю в другой конец комнаты и пытаюсь расслабить челюсть. У Эйдена всегда был самый острый слух из всех нас, но это смешно.

— Ты не можешь этого слышать, — говорю я вслух, и он не поднимает глаз от кофейного столика. Он разложил пачку распечатанных страниц, из которых вырезает именные карточки для рассадки. Очевидно, что мама заставила работать всех.

Я настолько беспокоен, что подумываю о том, чтобы добровольно помочь, но это означало бы разговор с мамой, а мы не общались с вечера пиццы. Элиза вообще повесила записку на кухонную дверь, чтобы ее не беспокоили, пока она готовит, а Логан был Логаном.

— Каждый раз, когда ты спускаешься по лестнице, — говорит Эйден, для пущего эффекта размахивая ножницами. — Находиться с тобой в одной комнате — это немного чересчур.

Я изо всех сил старался не думать ни об Элизе, ни о прошлой ночи, и ничего не получается. У меня было такое искушение вернуться, зацеловать ее до потери дыхания и заставить ее скулить от удовольствия, что в итоге я отправился на пробежку, пока не устал думать, просто следуя путям, которые были мне так же знакомы, как дыхание.