– Ты слышал, как Тим Макгро поет песню о том, что следует жить так, словно ты умираешь?

– Да.

– Что ж, ему следовало бы написать песню о том, что жить нужно так, словно ты уже умер. Это намного лучше. – Кейти стала разговорчивой. В ней поселилось Возбуждение города. – Мне здесь нравится. Люди сидят в кафе, пьют пиво, курят сигареты, едят десерты и наслаждаются ими, действительно получают удовольствие. Они наблюдают, как уходит вечер. – Кейти покачала головой. – Американцы никогда не наблюдают за тем, как уходит вечер. Для нас это глупость. Мы думаем: «Зачем нам это делать?» Мы всегда торопимся, всегда думаем о следующей минуте и никогда не наслаждаемся той минутой, которую проживаем. И никто не повинен в этом больше, чем я. Я всегда была в будущем, никогда в настоящем. Я привыкла посылать между сотней и двумястами СМС-сообщений в день. И в большинстве из них я говорила людям, что им надо делать. Отдавала приказания. Здесь успех – это бутылка вина, свежие цветы или ломоть только что испеченного хлеба. Сладкое сливочное масло и тарелка с оливками. У них отпуск – шесть недель, и рабочая неделя – тридцать пять часов. Им не нужны три платяных шкафа с одеждой и четыре машины. Им нужен настоящий момент. Они живут в настоящем. Не в завтрашнем дне.

Кейти встала, дошла до торговца на углу, купила пачку сигарет, вернулась, открыла пачку, закурила сигарету, глубоко затянувшись. Наполнив дымом легкие, она выпустила его вверх и наружу.

– Ты куришь? – спросил я.

Еще одна затяжка, а за ней – улыбка. Дым струйкой выходил из уголка ее губ.

– Только в Париже.

Я прошептал:

– Ты… – я оглянулся через плечо, – сыграла много французских ролей?

Кейти затушила сигарету и покачала головой:

– Ни одной.

– Почему?

Она посмотрела на башню, к этому моменту освещенную миллионом огней. Воспоминания поднимались на поверхность.

– Мой отец обычно приводил меня сюда. – Ее внимание привлекла полная луна над Эйфелевой башней. – Мы ехали на поезде.

Фрагменты головоломки сложились.

– Ты француженка?

Глоток вина.

– Oui[15].

– Это означает «да», правильно?

Красное вино окрасило краешки ее губ. Кейти позволила вкусу задержаться.

– Oui.

Я помолчал.

– Кто еще об этом знает?

– Только ты.

– А как насчет парня по имени Ричард Томас?

– Я открыла ему кое-какие мои секреты, но не этот.

– Стеди?

Кейти покачала головой:

– В школе английский был одним из самых любимых моих предметов, и к тому моменту, когда я познакомилась со Стеди, я могла говорить почти совсем без акцента. – Она говорила, практически не задумываясь. – Около сорока процентов английских слов французского происхождения.

– Глупости.

– Ты мне не веришь? – Кейти пожала плечами. Слова полетели с ее языка, словно буквы алфавита: – Déjà vu, pièce de résistance, bon appétit, à la carte, en masse, art deco, nouveau riche, au contraire, au naturel, au pair, au revoir, je ne sais quoi, fait accompli… – Доказывая свою правоту, она считала на пальцах. Каждый палец поднимался вверх в унисон с произнесенным словом. – Avant-garde, bon voyage, RSVP, chaise longue, crème de la crème, café au lait, potpourri, carte blanche, laissez-faire, grand prix, cordon bleu, coup d’état, esprit de corps, crème brûlée, cul-de-sac, faux pas, double entendre, en route, art nouveau, film noir, Mardi Gras, nom de plume, papier-mâché, c’est la vie, raison d’être, tour de force, vis-à-vis…

Она все еще говорила, когда я прервал ее:

– О’кей, о’кей. Ты права. Я потерялся примерно пятьдесят слов назад…

Я этого не сказал, но мне нравилось то, как слова соскальзывали с ее языка. То, как она их выговаривала. Звуки чужого языка проскакивали у меня мимо ушей до того, как я мог различить знакомое слово, но все вместе, то, как они текли единым потоком, сработало. Я не лингвист, но я прочитал в какой-то книге, что французский язык держит пальму первенства по красоте произнесенных слов.

На другой стороне улицы, прямо напротив кафе располагался книжный магазин. Судя по количеству входивших и выходивших посетителей, дела в магазине явно шли отлично. Книга Томаса «Снежная королева» красовалась на витрине: только что вышедший в свет перевод с никогда ранее не публиковавшимися фотографиями из личной коллекции автора. С увеличенного снимка на нас смотрела его самодовольная физиономия. Баннер над стопками книг гласил: «Бестселлер № 1». Кейти посмотрела на это, покачала головой и сказала:

– Она меня преследует. И в ней так мало правды.

– Ты читала эту книгу? – Этот факт удивил меня.

Ее взгляд упал на Триумфальную арку и на машины, двигавшиеся вокруг нее. Указательным пальцем правой руки она бездумно водила по шраму на левом запястье.

– Да, я ее читала. – Кейти кивнула, не глядя на книгу. – Он обошел все вечерние эфиры, заработал миллионы на авторских правах и на чем? На мне и на малом количестве правды, чтобы текст выглядел достоверно. – Она посмотрела на меня. – Ты хочешь знать правду? – Кейти не стала ждать моего ответа. – Правда такова: на первой сотне страниц он более двадцати семи раз откровенно солгал. И он знает, что это ложь, потому что спросил меня об этом, и я сказала ему, что это ложь. Во многих случаях я предоставляла ему доказательства того, что это ложь. – Кейти впечатала ладонь в стол. – Я показала ему, что черное, а что белое. – Она отмахнулась от мысли о нем, как прогнала бы собаку или голубя. – Его книга – это всего лишь компиляция сведений из таблоидов. – Она махнула рукой в сторону книжного магазина. – Просто удивительно, что люди читают такое дерьмо. – Кейти покачала головой. – Номер один! Какой человек, не потерявший рассудка, купит это? – Она снова качнула головой. – Кто-то говорил мне, когда я впервые попала в этот бизнес, что люди верят в прочитанное до тех пор, пока кто-нибудь не напечатает опровержение. Тогда они верят и тому, и другому. – Кейти дернула плечом, отбрасывая это. Движение ей удавалось великолепно. Вероятно, это приходит с практикой.

Я заплатил по счету, и мы пошли гулять. Я попытался отвлечь ее от книги.

– Он мне не нравится.

– Кто?

– Квикег.

На лице Кейти проступило недоумение.

– Кто?

– Томас.

Она улыбнулась.

– Отличное прозвище. Жаль, не я его придумала. – Снова пожав плечами, она сказала: – On n’apprend pas aux vieux singes à faire des grimaces.