— А у мужчины?

— Это, вообще, отдельный разговор.

— Понятно, — фыркнула я, а Глеб глянул на меня с насмешкой.

— Не надо сразу драматизировать. Но это жизнь. И когда чувства идут на убыль, весь вопрос в том, хотят ли люди терпеть друг друга рядом. Очень часто выясняется, что нет. Других держат вместе обстоятельства. Самые мудрые и счастливые спокойно расстаются, и идут дальше.

— Значит, ты счастливый?

— Я мудрый, — сказал он.

— Всё это звучит очень печально.

— А ты что, мечтаешь встретить большую любовь? Один раз и на всю жизнь?

— Почему нет? Мне кажется, об этом каждый человек мечтает. И женщины, и мужчины.

— Ты — романтик, — повторил он с улыбкой.

— Всегда хочется верить в лучшее, — негромко проговорила я.

— И что? — спросил он, когда я замолчала.

Я глянула с непониманием.

— Что?

— У тебя была любовь? Настоящая?

Вопрос, который меня расстроил. Я слабо улыбнулась и призналась ему:

— Мне так казалось.

Глеб согласно кивнул, и поддержал мою меланхолию:

— Вот-вот. Всем нам порой что-то кажется.

До деревни Соколиха мы добрались через час. По дороге любовались пейзажами, и я, несмотря на неоднозначную ситуацию, радовалась этой поездке. Я давно никуда не выбиралась. Конечно, природой нашего округа я любовалась практически ежедневно, по дороге на работу и когда ехала обратно в город, но маршрут уже был заезженным, изученным, уже не привлекал особо моего внимания, да и не считалось это отдыхом, правда? А просто куда-то вместе мы с Андреем давно не выбирались, мужу всегда было некогда. Да и развлечений ему без меня хватало. Что ему эти поездки по области, даже ради здешних красот?

Сама деревня оказалась достаточно большой. И дома все, как один, старые, добротные, сразу было понятно, что поселению куда больше ста лет. Бревенчатые избы, будто приподнятые над землей высоким фундаментом, перед некоторыми домами тяжелые, деревянные ворота и глухие дощатые заборы. Только на въезде я заметила несколько домов современной постройки, они словно выстроились в сторонке, на отдельной улочке. Наверняка, приезжие, дачники. А местные жители проживали в домах старых, бросающихся в глаза.

— Красиво тут, — сказал мне Глеб, с большим интересом поглядывая в окно машины. — Смотри, какие наличники на окнах.

— Расписные, — подтвердила я, приглядываясь к красивому, ухоженному дому.

— И, кажется, не старые. Неужели кто-то еще подобным занимается?

Я лишь пожала плечами.

— В деревнях ещё сохранились умельцы. Печники, художники по дереву.

— Мне здесь определенно нравится.

Вот только дом, который мы искали, добротностью совсем не порадовал. Забор вокруг дома хоть и стоял, но заметно покосился и даже провис в некоторых местах. Огород порос высоким бурьяном, а у самого дома, вроде и крепко стоявшего, только потемневшего от времени и нехватки обитателей, заметно провалилась старая крыша. Таких домов, брошенных, в деревни были единицы, и это печалило. Мы с Глебом вышли из машины, пару минут стояли в молчании дом разглядывали. Это, конечно, было не моё родовое гнездо, в моей семьей с этим как-то не сложилось, но мне отчего-то тоже было печально.

— И, правда, брошенный, — изрек Глеб Кириллович расстроено.

— А у вас в нашем городе родня осталась?

Он плечами пожал.

— Кто ж знает. Может быть. Но, видимо, к этому дому они никакого отношения не имеют.

Он подошёл и толкнул дощатую калитку. Та со скрипом приоткрылась. За забором особо смотреть было нечего, всё тот же высокий бурьян, съехавшее на бок крыльцо, полное ощущение запустения. На тяжелой деревянной двери висел поржавевший амбарный замок. Глеб на крыльцо поднялся, дверь на всякий случай дернул, замок зачем-то покрутил.

— Заперто.

Я всё-таки решила пройтись по территории, заглянула за угол дома.

— А дом большой, — сказала я. — Очень большой. Судя по всему, здесь жила большая семья. И держали серьёзное хозяйство. Тут несколько построек.

— Дед пятый ребенок в семье, а у прадеда детей, кажется, ещё больше было. Так что, неудивительно.

Я к Глебу присмотрелась. Несмотря на запустение и заброшенность, что нас окружали, он выглядел воодушевленным.

— Тебе здесь нравится, — догадалась я.

Он посмотрел на меня, как мне показалось, с долей любопытства от моей догадки. Потом кивнул.

— Нравится. Знаешь, у меня очень странное чувство. Что я здесь на своём месте. Чудно, да? Наверное, я сам себе его придумал, — тут же посмеялся Глеб.

— Может, и придумал, — проговорила я, продолжая свою осторожную экскурсию вокруг пустого дома. — А, возможно, это зов крови.

Глеб захохотал, не скрываясь.

— Что?

Я развела руками в ответ на его веселье.

— Назови, как хочешь. Но ведь ты почувствовал что-то особенное. Наверное, я бы тоже почувствовала, если бы здесь жили мои предки.

— А вдруг они тоже тут жили?

— Как это? — удивилась я его предположению.

Глеб стоял и улыбался.

— Представь, лет двести назад наши с тобой прапра жили в одной деревне, имении или как это тогда называлось? Ведь они из одних мест, одна губерния. Могло и такое быть. Это потом революция, всех раскидало, жизнь изменилась.

Я с интересом его разглядывала.

— А вы тоже романтик, Глеб Кириллович, — пришла я к выводу.

— Скорее, фантазер, — усмехнулся он. Хитро на меня глянул: — Но ведь такое могло быть, согласись.

— Не соглашусь, — воспротивилась я. — Потому что мои предки с Волгограда, а в этот город мои родители приехали в 90-х годах. Мой дедушка по отцу получил сюда распределение в начале 80-х, преподавал в местном училище, а родители учились в Краснодаре, там же познакомились, а потом переехали сюда на ПМЖ. Так что, никакой местной прапрабабки крепостной красавицы у меня не было, и с вашим прапрапрадедом она на опушке леса не встречалась.

Романов меня выслушал, затем скривился.

— Ты всё испортила, Наталья. Всю мою фантазию. А ведь было весело.

— Я бываю вредной, — не стала я спорить.

А Глеб опять рассмеялся.

Он слишком часто надо мной смеялся. И я не знала, как на это реагировать. С