На следующий день двое мальчишек попросили лейкопластырь, чтобы заклеить на ногах волдыри, а один пожилой мужчина попросил подвезти его домой.

– Не знал, что она такая длинная, – сказал он. – Думал, на этом конце будет хотя бы автобус, чтобы отвезти людей обратно в Чоктон. Почему тут нет автобуса?

Однажды пожаловали Батлеры: Билл Батлер, миссис Батлер и старая миссис Батлер. С ними был Гоблер.

– Вообще-то это Бинго, – сказал Бен. – Ты это знала, Зинни? Джейк рассказал нам всё.

Билл Батлер спросил, нельзя ли оставить Гоблера и старую миссис Батлер на нашем крыльце, пока он с женой прогуляются по тропе. Мои родители потихоньку начали сходить с ума.

– С этим нужно что-то делать, – сказал отец. – У нас в туалете чужие люди, на крыльце пожилые женщины. Сегодня кто-то спросил, можно ли одолжить мою куртку, потому что он, мол, забыл свою!

За наши кражи нам с Джейком вкатили по сто часов общественных работ. Каждую неделю Джейк должен был мыть «красавицу» миссис Фостер, гулять с Бинго и бесплатно работать один час на миссис Флинт. Мне было поручено убирать на Тропе Красной Птицы мусор, который оставляли после себя любители пеших прогулок.

Я пыталась сказать шерифу, что мне не нужно это поручать, я и без всяких поручений следила бы за тропой, пусть он назначит мне что-то другое, но он сказал, что с ним лучше не спорить. И добавил:

– Мне казалось, ты та, что всё время молчит.

В одиночку я прошлась по всей длине тропы, собирая мусор и подправляя растоптанные циннии. Я дошла до Моста Капитуляции и долго стояла там, глядя на текущую вниз воду. Это было странное чувство – знать, что я завершила своё дело, знать, что я очистила всю тропу.

Я оглянулась на склон горы и мысленно представила тропу, как она извивается по горам, вверх и вниз, туда и сюда, до самого Бибэнкса. Каждое местечко на этой тропе было частью меня.

Добрых несколько минут я была самым счастливым человеком на всей планете. Тропа была прекрасна, и это было здорово. Я посмотрела на деревья и на небо, и небо показалось мне бескрайним. Я услышала в своей голове нежный припев песни, которую когда-то пела тётя Джесси:

Внезапно у меня возникло странное чувство, тёплое и приятное, как будто с небес спустилась чья-то рука и нежно погладила меня по голове.

Дядя Нейт с каждым днём шёл на поправку. Он ходил с тростью в одной руке и с палкой в другой. Поскольку ещё какое-то время он не сможет пройтись по тропе сам, он сказал, что я могу принести из хижины фотоальбомы, чтобы эти фото всегда были с ним рядом. Мол, они для него как лекарство, заявил он.

Мне не давал покоя вопрос, начнёт ли он снова гоняться за своей Красной Птицей и когда его нога заживёт? Отчасти я надеялась, что нет. Что он останется рядом с нами. Но было трудно представить, чтобы он бросил бы свою беготню; было трудно поверить, что он не поймает её однажды.

Одним сентябрьским вечером мы все сидели за столом и ели спагетти. Я рассказывала о том, как встретила в лиственничной роще тётю Джесси, но только Бен и дядя Нейт мне поверили.

Я надеялась, что мои снимки послужат доказательством того, что я видела её в лесу, но когда я проявила пленку, её не было ни в одном кадре. На паре снимков виднелись красные пятна. Я пытался убедить всех, что это её волосы, но все настаивали на том, что это обычная птица или листок.

А вот Бен и дядя Нейт рассмотрели мои снимки внимательно.

– По-моему, это она, – произнёс Бен, постукивая пальцем по красной точке.

– Конечно, она! – сказал дядя Нейт. – Это поймёт даже слепой.

– Зинни, – вынес свой приговор Уилл, – ты становишься совсем как дядя Нейт, ты это знаешь? Тоже мне, доказательство! Ха! Как на том снимке, который сделал дядя Нейт…

Дядя Нейт потрепал Уилла по плечу.

– Хорошо. Но если это не Джесси сфотографировала меня, то кто?

Ответа на его вопрос не нашлось ни у кого.

Думается, было что-то и похуже, чем уподобиться дяде Нейту. Лично мне пришлась по душе идея, что я мечусь туда-сюда с палкой и камерой, гоняясь за кем-то, кого люблю.

Я накрутила спагетти на вилку и посмотрела на фрикадельки под ними. Спагетти обвились вокруг вилки волнистыми петлями. Их можно было одну за одной рассмотреть от начала и до конца. Насадив на вилку фрикадельку, я впилась в неё зубами, приготовясь ощутить вкус сочного, вкусного мяса. Увы, вместо этого зубы сжали кусок жёсткого хрящика.

– Фу!

– Зинни, – сказал Бен, наклоняясь ко мне. – У тебя сначала хорошие фрикадельки, а потом плохие фрикадельки…

Именно так.

Как-то раз Бен был вне себя от злости, обнаружив на своей грядке растения, которые выросли именно там, где он посадил яйца. Спустя пару недель, когда на стеблях распустились бледно-голубые цветы, он побежал в библиотеку за атласом растений и вернулся домой, размахивая книжкой и крича:

– Смотрите! Это цикорий! Он вырос из куриных яиц!

Там на открытой странице был изображён кустик цикория, точно такой, как и тот, что вырос на грядке Бена. Описание включало легенду о цикории: когда-то он якобы был женщиной по имени Флорилор. Флорилор превратилась в цветок, потому что отвергла любовь бога Солнца. Как цветок, Флорилор, то есть Цикорий, раскрывается до полудня, наблюдая за богом Солнца, но как только тот в зените, она закрывает свои лепестки, чтобы его не видеть.

Согласно другой легенде, семена цикория действуют как любовное зелье. Если подсыпать их кому-то в тарелку, этот человек непременно полюбит вас.

Папа признался мне, что это он посадил цикорий. Он подумал, что это смешно, но не осмелился признаться, что это его рук дело, потому что Бен воспринимал всё слишком серьёзно. По возвращении в школу Бен собирался сделать доклад о своей грядке. Я не была уверена, как учитель отнесётся к его утверждению, что цикорий вырос из куриных яиц.

Однажды я получила по почте «хорошую фрикадельку» – открытку от моей подружки Сэл Хиддл, всего с одной строчкой: «Возвращаюсь домой в Бибэнкс!»

В тот же день, в необъяснимом порыве щедрости, я раздала все свои коллекции: крышечки для бутылок и пуговицы достались Сэму; счастливые камешки Уиллу; закладки – Гретхен; цветные карандаши – Мэй; шнурки и пузырьки Бену; ключи и открытки – Бонни. Никто, даже Гретхен и Мэй, и слова не сказали о том, что их новые коллекции – это ребячество. Вот это сюрприз!

Женщина в историческом музее пришла в жуткий восторг, когда увидела обломки кремня, наконечники стрел и окаменелости, найденные на тропе. С тех пор она сидит, уткнувшись носом в книги, и изучает мои находки. Время от времени я приходила помочь ей, но не могла долго находиться в её затхлой комнатушке.