— Делай, что сказано.

— Слушаюсь.

Горбун подошел к мурзе, забрал саблю, нож, влепил ему пощечину.

Шалар очнулся, глядя на ратника еще не совсем осознанным взглядом. Горбун взял из угла ковш с водой, вылил ему на голову, и мурза пришел в себя окончательно.

Савельев приставил острие сабли к горлу татарина и презрительно произнес:

— Значит, говоришь, для тебя великая честь подохнуть с оружием в руках? Вообще-то это достойно воина, да только ты не воин, а дерьмо ослиное.

На пороге вырос Новик:

— Князь, дозволь доложить?

— Докладывай, Кузьма, — не оборачиваясь, кивнул Дмитрий.

— Невольников освободили, их боле пяти сотен. Пока сдерживаем, но они рвутся разорить и Самак, и Карандар, перебить всех крымчаков и турок.

— То не след. Передай им, пусть уходят на север по Дону. Завидят какую станицу, свяжутся с казаками, и те помогут уйти далее в места, где были захвачены. Здесь устраивать бойню запрещаю.

— Удастся ли, князь? Сомневаюсь.

— Ты передай наказ. И предупреди, кто не послушается, отправим к туркам в Азов.

— Пошто так гутаришь, князь, ведь не сделаешь того! — воскликнул Горбун.

— Не сделаю, но как удержать невольников, хотя бы до того, как сами отойдем?

— Дозволь тогда взять хотя бы еще человек пять.

— Бери, только не служивых татар.

— То понятно.

Новик ушел. Савельев хотел вернуться к разговору с мурзой, но тут объявился гонец от сотника Малюги. Он доложил об уничтожении крымских сотен, бегстве части крымчаков, сожжении стругов и галеры, повреждении другой.

— Пошто сожгли судна? — с недовольным видом спросил воевода. — Ну, малые понятно, это они мурзе с нукерами уже не пригодятся, но галеры?

— Так не хотели, князь. Турок, что скрылся на одной галере, подорвал себя вместе с судном, от взрыва взялась пожаром и другая галера, потушили, но повреждения получила серьезные. Сотня у молельного дома.

— Ну что? И где твои воины? Твои галеры? Нукеры? — обратился князь к мурзе. — Вас было больше в четыре раза, но мы победили. А пошто победили? По то, что наше дело правое, Господу Богу угодное. — Потом повернулся и кивнул гонцу: — Раз так вышло, передай наказ Малюге сжечь, к черту, все турецкие суда, пустить их на дно.

— А с командами чего делать? Побить?

— Они сопротивлялись?

— Нет, сдались.

— Отпустите, пусть уходят в степь. На восток.

— Уразумел.

Когда гонец ушел, Савельев снова взглянул на Шалара:

— Так, говоришь, для тебя великая честь умереть с оружием в руках? Да вот досада, оружия-то у тебя как раз и нету. А это значит, и смерть твоя будет позорной. Я могу отпустить тебя, если поведаешь, сколько войска собралось в Азове, где находятся пороховые склады, пушки, будет ли еще помощь из Константинополя?

— Откуда мне то знать? — вздохнул мурза. — Мне Касим-паша наказал смотреть за рытьем канала, организовать переволоку к Астрахани судов с осадными, большими пушками. Что происходит в Азове, мне неведомо.

— Но ты должен знать, где находятся склады для орудий, пороха и ядер.

— Ведаю одно, они в подвалах. А в каких, то узнавай у другого. Мне боле не о чем с тобой говорить. Но… я могу хорошо заплатить тебе, если отпустишь. У меня есть и золото, и драгоценности.

— Купить русского воеводу хочешь?

— Всем нужны деньги.

— Но не ото всех.

Савельев пошел к выходу и по пути бросил Горбуну:

— Кончай с ним. Но чтобы не мучился.

— Угу, князь, понял.

Князь вышел, а в комнате раздался удар, и тут же появился Горбун, вытиравший булаву халатом мурзы:

— Все, Дмитрий Владимирович.

— Идем к молельному дому.

— Коней подать?

— Давай, не вести же их на поводу. Оттуда начнем отход на юг.

— Угу!

Дружина выехала с подворий, которые ратники подожгли. Над берегом Дона поднимался густой дым.

У молельни Савельев увидел лежавшие тела казаков. Снял шлем, посчитал и покачал головой:

— Тридцать воинов. Много.

— Еще четыре раненых, — подошел к нему сотник. — Мы заберем тела. Я наказал десятнику Калмаку подогнать сюда арбы. На них и повезем.

— То дело твое. Суда подожгли?

— Да, все.

— Команды?

— Отпустили.

— Забирай тела казаков, раненых, обоз, высылай ертаул, и начнем отход.

— Карандар будем обходить? — уточнил Малюга.

— А чего там делать? Обойдем. Да, Антип, оставь тут пару человек посмотреть, выполнят ли наказ невольники.

— Да, воевода.

Дружина и сотня, собравшись, пошли мимо Карандара по левому берегу. Когда прошли верст пять, их догнали казаки, которых оставили смотреть за Самаком.

— Что там? — спросил Савельев.

— Не передать словами. Часть невольников наказ сполнила, но большая устроила бойню в Самаке. Схватили команды судов, татар, что проживали в селении, и всех разорвали на куски. Направились к Карандару. Мыслю, к вечеру на месте обоих селений будет пепелище.

— Крымчаки и турки сами виноваты. Довели людей до края, теперь настало время отвечать. Все, о Карандаре и Самаке забыли!

В первый день дружина с сотней прошли шестьдесят верст. Встали на ночевку в степи, отойдя от Дона и выставив усиленное охранение.

На третий день к полудню объединенная рать достигла Тихой бухты. Ратников увидели с того берега. По Дону пошли плоты, лодки. С ними переправился и атаман Лунин. На отдельном плоту три телеги, заполненные провизией.

Он поприветствовал князя, сотника и прошел к арбам. Снял шапку, перекрестился.

— Не обошлось без потерь, но басурман мы побили сотни, — сказал ему воевода.

— Да-а, каково будет бабам, которые ждут в станице мужей своих, а получат тела…

— Бывает, атаман, война.

— Будь проклято все басурманское племя! Но ладно. В трех телегах провизия, ту, что в тех, которые были у сотника, тоже забирай.

Ратники перегрузили, сколько влезло под завязку, в две телеги.

Сотня тем временем, попрощавшись с ратниками дружины, переправилась на правый берег.

Атаман, которого ждала лодка, предложил:

— Может, отдохнешь денек, Дмитрий Владимирович?

— Не можно, надо в Кельберек, — покачал головой Савельев. — Ты, случаем, не посылал казаков смотреть крепость?