– И что мне с ним делать?

– Что обычно делают с мобильниками.

– Но я ж тебе верил, Егор. Мы ж с тобой пять лет вместе…

– Чего вместе? Что ты вообще обо мне знаешь? Думаешь, раз я на тебя работаю, так по гроб благодарен буду?

– Знаете, трудовые отношения решайте без меня. А мне пора, – сказал я.

– Но почему? Почему он хотел это сделать? Отравить икру?

– Прежде всего из-за денег. Ему денег пообещали, а наш человек за обещание на многое готов. Ну, и классовая ненависть.

– Классовая ненависть?

– Разумеется. Она подпитывается ежедневно, ежечасно. И личная доброта и порядочность конкретного человека ничего не решает. Сто лет назад жгли усадьбы и злых помещиков, и добрых, и те усадьбы, где давно вообще никаких помещиков не было.

– Так как же быть?

– Сейчас? Отвезти вкусный и полезный продукт к свадебному столу.

– А с Егором?

– А вот с Егором и отвезите, и ещё парочку людей покрепче возьмите. Егор скоро буйствовать задумает, а присутствие крепких людей его успокоит. Но первыми его не бейте. Довезёте до города – вы ведь в Каменку едете?

– В Каменку.

– Вот довезёте до Каменки и высадите в людном месте. Чтобы все видели, что расстались вы с ним подобру-поздорову.

– И всё?

– И крепите дисциплину труда согласно нормативам, принятым в пищевой промышленности.

Я вернулся к мотоциклу.

– Погодите, погодите! Вот, возьмите! – директор протягивал мне сумку, в которой, судя по очертаниям, находилась двухлитровая банка.

– Благодарю, в другой раз. Свадьба важнее. Покажите всем, кто на коне, а кто в… В канаве.

Я развернулся и уехал.

15

Вернулся я в поместье, поставил мотоцикл в гараж, а солнце только-только клонилось к закату.

По погоде день получился июльский, а по протяженности – июньский. Вот что значит рано вставать, днем не спать и брюхо не набивать. Или отсутствие непрерывного всестороннего электрического излучения сказывается? Или просто достаточно не ходить на работу, как день и удлинится? И смысл повседневной работы не в том, чтобы пропитание добыть и себе, и братскому народу, а много глубже – чтобы чувствовать утомление и не посягать на основы?

День и ночь – власть упрочь.

Влада видно не было. То ли спал, то ли читал, то ли просто отдыхал.

Я же пошёл в кабинет и взялся за дневник графа Карагаева, надеясь в прошлом найти ключи к настоящему. Открыл в одном месте. Непонятно. В другом – опять непонятно. А в третьем – понятно. В смысле – буквы в слова складываются, а каждое слово понять можно.

«Возвращение «отряда гошпитальеров», как прозвали санитарную роту, снаряженную на деньги дворян нашего уезда, преимущественно мои, и снабженного – конечно, в строжайшем секрете – снадобьями навьгородцаев,

встречено было двояко. С одной стороны, «гошпитальеры» были удостоены монаршей благодарности, о чем имелся рескрипт Его Императорского Величества, все нижние чины награждены особыми медалями, а младшие офицеры, они же лекари, получили кто «Анну», кто «Владимира» с мечами.

С другой стороны отряд возглавлял человек пусть формально, но ссыльный. Моё присутствие в Крыму было негласным, хотя Государь не только знал о нём, но и дозволил его, и даже удостоил меня аудиенции. «Чины и ордена, я знаю, тебе не нужны, да и странны были бы в твоем положении. Но чем я могу отблагодарить тебя за службу?»

Он, похоже, опасался, что я стану просить за участников декабрьского мятежа, и потому когда я высказал свою просьбу, согласился с облегчением.

А просьба была такова: вблизи Карагаевки на десять верст окрест выкупить у помещиков землю по справедливой цене и учредить заповедник. Какова там земля, спросил Император. Разная, ответил я. Но у казны с деньгами сам догадываешься… – сказал Император. Казна затрат не понесёт: во-первых, до половины земель уже заложены и перезаложены в казну – это из тех, что получше. А ту, где нет ни лесов, ни чернозема, продадут задешево, если повести дело деликатно. И кто ж его поведет деликатно, уж не ты ли? Да хоть и я, если на то будет воля Вашего Императорского Величества. И всё же расходы… И расходы по приобретению земли тоже возьму на себя, заверил я. От государства лишь потребуется дать этой земле заповедный статус – и только. Хорошо, такой просьбе глупо отказать, но скажи, зачем тебе это нужно? Есть и у меня корысть – хочу назвать заповедник… Своим именем, что ли? Нет, Ваше Императорское Величество, не своим. Заповедник пусть будет Орлиным. Там водятся орлы? Немного, Ваше императорское Величество, но если земля станет заповедной, орлы, думаю, расплодятся. Что ж, дело полезное. Согласен».

К несчастью, Государь умер прежде, чем канцелярия выправила нужные бумаги. Порой я думаю, уж не противники ли идеи Орлиного заповедника явились причиной смерти Николая Павловича? Оно, конечно, звучит нелепо, но это только для того, кто не ведает, кем были эти противники.

Что ж, пришлось действовать от своего имени. Только уж о заповеднике я помалкивал, а просто покупал землю для собственной надобности. Прикупил сорок восемь тысяч десятин – немало, но, учитывая, что часть значилась, как неудобь, не так и много. Поползли, конечно, слухи, откуда у меня столько денег, но, поползав, иссохли и обратились в прах. При Александре Николаевиче сколачивались состояния и несравненно большие, и куда быстрее, нежели при батюшке, да вот хотя бы на железных дорогах, и все устремились в промышленники.

Однако три поместья продать мне отказались, несмотря на то, что цену я давал весьма выгодную. Стало быть, причина была не в выгоде. Тут-то мне и пригодился бы императорский указ об отчуждении земли в пользу заповедника, ан нет его, указа. Придется обойтись тем, что есть. Силой.

Всякая Сила чужда нравственности, будь то сила денег, сила притяжения, архимедова сила или сила печатного слова. Нравственной её делаем мы, люди, и обыкновенно рассуждаем просто: что хорошо мне, то есть добро, а что мне плохо – то есть зло. Я пытался сосредоточение силы передать не себе – государству. Не вышло. Что ж, будет играть теми картами, что сдала судьба. А карты неплохие. Правда, два-три козыря достались противнику. Беда не в том, то козыри, а в том, что играть ими соперник будет прежде всего не против меня, а против совершенно бескозырных игроков, которые и не ведают о том, что они в игре.

Так я думал. И ошибался.

Удар нанесли по мне. Ужасная смерть Аннушки, исчезновение Андрейки и череда беспричинных пожаров в Карагаевке заставили