Вербов так и не объяснил тайное значение своих слов до конца обеда. Люба рассовала недоеденные сушки по карманам куртки и, уже будто по привычке, дала руку своему новому — а можно сказать и первому — папе.

— Лиз, кто тебя фотографирует? — спросил вдруг Вербов на улице, запуская Любу в стоящий на приколе мотоцикл.

— Александр Юрьевич.

— Талант. Или просто с моделью повезло.

И снова этот взгляд, только на этот раз от него мне стало жарко.

— Папа, у тебя есть мотоцикл? — Люба не протянула к Вербову руки, когда тот решил вынуть ее из красной мотоциклетной коляски.

— У меня есть квадроциклы. В четверг поедем на дачу. Я тебя на них покатаю.

На дачу? Нет, только не это! Я не готова встречаться с его семьей. Нет, это неправильно… Мы еще недостаточно знакомы для этого.

— Договорились?

Они обо всем договариваются в обход меня. Люба пожала протянутую руку, и Вербов наконец сумел вытащить ребенка из мотоцикла.

— Какая дача? — прошептала я не своим голосом.

— Лиза, обыкновенная. На которой без тебя разразится большой скандал. Кстати, я знаком с твоим бывшим свекром, а ты не хочешь познакомиться с моей мачехой? Это нечестно, тебе не кажется? И это не для тебя. Это для Любы. Там квадроциклы и две сорви-голова. Это я о своих братьях. Мне кажется, чем раньше научить девочек общаться с мальчиками, тем девочки лучше будут понимать их. С полуслова, согласна?

— Гриша, в чем дело? — снова начала заводиться я. Пунш согрел и голову тоже. Снять бы шапку, выпустить пар.

— Лиза, при ребенке про такие вещи не говорят, — он улыбался, как всегда. — Но у тебя еще есть шанс поговорить со мной об этом в офисе. Подумай…

Если бы многоточечная пауза не снабдилась ощутимым прощупыванием моего пальто, я бы по-прежнему невинно хлопала ресницами… Вот, блин, гад, выражения выбирает!

— Лучше ты хорошенько подумай… — я хотела вырвать руку, но Вербов предусмотрительно стиснул мне пальцы, чтобы точно никуда…

— Да нечем, Лизонька, уже нечем…

— Не называй меня Лизонька. Никогда! — вырвалось у меня нечаянно, и я вырвалась, уже намеренно, потому что Вербов меня отпустил.

— Извини, учту. Против Бетси или Элизабет или Элайзы, ты ничего не имеешь?

— А чем тебя Лиза не устраивает?

Мне хотелось прекратить уже этот дурацкий разговор и уйти с разряженных в пух и прах улиц во дворы, чтобы найти одинокий Мерседес.

— Да тем, что эта Лиза в офис не ходит… Все, шучу, шучу… Я буду хорошим в последний день года и мне воздастся в новом. Верно?

Я промолчала — ну что он при ребенке заладил? На это есть телефон и буковки на виртуальной клаве. В виртуальной реальности я умнее. Это в жизни я жутко торможу…

На работу тридцать первого декабря я, конечно, не пошла. У всех работников, со слов Лии, был короткий рабочий день — ну кто бы сомневался! Планерку в пятницу я не проигнорировала, ее просто не было — все готовились к корпоративу без начальства. Я, кстати, тоже… Но начальство явилось и больше никуда не девалось. Из моей жизни уж точно. Все, что было с ГАВом, было в прошлой жизни. Все нынешнее происходило с Гришей. И пусть в офисе уже неделю делать нечего, мы бы с Вербовом, конечно, нашли где и чем заняться, но я решила заняться салатом Оливье. Новый Год его отсутствия на столе не простит. Да и пять новогодних минут разве достаточно для любви, которую ждали пять лет? Гриша должен это понимать — его приглашение в офис, конечно же, было дурацкой шуткой. Или проверкой, которую я, надеюсь, прошла.

— Люба готовит для тебя шоколадную колбасу, — послала я Вербову фотку ближе к обеденному перерыву.

Дочка устроилась рядом со мной с огромной миской и крошила в ней руками печенье с очень серьезным выражением лица, прямо как у ее Гриши на планерках.

— Скажи ей правду о мужской физиологии: сердце находится в груди и никак не связано с желудком. Впрочем, ты тоже этого не знаешь. Променяла меня на Оливье. Я его ненавижу.

А я ненавижу твой юмор. Иногда, Гриша, он совсем не к месту.

— Не надо любить Оливье. Его надо просто съесть. Приезжай пораньше. Чего тебе в офисе сидеть?

— Я к кошкам поеду. Они в отличие от некоторых меня любят и жалеют.

Я замерла — любят? Он ждет от меня признания? Но не слишком ли рано для подобных слов? Он сказал, что я ему нравлюсь, я ответила, что он мне тоже нравится. Разве этого мало для пятидневного знакомства?

Но все же написала в ответ:

— Я не кошка. Я пантера.

— До вечера, Багира. Не перетруждайся. Я не собираюсь всю ночь есть.

Я побоялась спросить, чем он собрался тогда всю ночь заниматься… у меня на кухне. Но стол-книжку мы раскрыли все же около живой елки. И не только из-за самой елки. Александр Юрьевич заявил, что пойдет спать на мое кресло вместе с внучкой, чтобы нам не мешать. Мне никто не мешает, кроме моей бурной фантазии. Мы еще недостаточно с Вербовом знакомы, чтобы он отвешивал пошлые штучки направо и налево. В письменной и устной форме.

— Просто хотел услышать твой голос, — вместо «здрасьте, я ваш папа», сказал Вербов, когда я, на ходу вытирая руки о мокрое полотенце, приняла в последний момент его вызов. — Ты Любу спать во сколько будешь укладывать?

— Понятия не имею… — чуть не зевнула я сама.

Полночи я провела над подарком для «папы». Сломав голову, из чего можно сотворить чудо, я выбрала серую шерсть и сваляла стальную крысу. Захочет повесить в машине на зеркало, повесит. Нет — не обижусь, пальцы от иголки уже не болят и глаза уже не в кучку. А что можно подарить человеку, у которого есть все, кроме Паркера, когда на Паркер не хватает? Только символ наступающего года, сделанный своими руками. И вообще стыдно ни разу не взять в руки иглы для сухого валяния. С ребёнком я решилась только на мокрое, и у нас с Любой появились одинаковые бусы из разноцветной шерсти. Ночью я нашла руководство к действию и использовала иглу по назначению. Пару раз укололась, но это было оздоровительное иглоукалывание: я делала подарок для мужчины, оценка которого была слишком для меня важна.

— Ты все же решил приехать к нам пораньше?

— Нет, просто… У меня ещё дела. Так во сколько уложишь ее?

— Не раньше пяти. Иначе она не высидит до Нового года.

— Отлично. Хочешь я ей почитаю сказку по телефону?

Я замерла. Нет, зачем так? Она не Илона.

— Скажи, Люба внешне очень похожа на твою дочь? — сорвался наконец с языка вопрос, крутившийся там с визита в кошачью квартиру.

— С чего ты взяла? — Вербов замялся всего на пару секунд. — Илона — смуглянка-молдаванка. А чего ты спросила?

Снова все во мне замерло — не скажешь же, что я не верю в его чувства ко мне.