Прошло несколько секунд, прежде чем Маргрет Рош нерешительно кивнула.

– Да, героин, но недолго. Должно быть, это случилось в тот же период. Полагаю, наркотики давал ей Джонни, чтобы подчинить ее себе. Сама Кора ничего себе не колола. Она не знала, как это делается.

Маргрет Рош вздохнула.

– Когда Кора приехала ко мне, она была в жутком состоянии. Она думала, что у нее ломка, но это было не так. Ей снились жуткие кошмары. Всегда около двух часов ночи, хоть часы сверяй. Я регулярно давала ей резедорм. Однако с таким же успехом я могла бы давать Коре глюкозу. Ровно без пяти два моя племянница садилась на диване, начинала махать руками и орать во все горло: «Прекратите! Перестаньте, свиньи!» При этом она спала, и разбудить ее мне не удавалось. Когда я заговаривала с ней на эту тему, она начинала бормотать что-то про подвал, червей, тигров и баранов.

Рудольф Гровиан слушал Маргрет с интересом, чувствуя, как с его души падают все новые и новые камни. Бёкки и Тигр – этих имен Кора тете не называла. Одно дело довести молодую женщину своими вопросами до безумия, и совсем другое – подвести ее к точке, когда воспоминания всплывают наружу и наконец-то объясняют мотивы.

– Я несколько раз просила Кору, чтобы она обратилась к врачу, – продолжала тетя. – Но она отказывалась, а заставлять ее я не хотела. Однако ей нужна была помощь. В конце концов я стала подмешивать ей в еду тимолептики[3]. Через несколько месяцев состояние Коры улучшилось, она стала спокойно спать по ночам и окрепла.

Несколько секунд Маргрет Рош помолчала, а затем поинтересовалась:

– Она ведь не узна́ет о том, что я вам здесь рассказала? Если вы скажете ей, что я проинформировала вас насчет героина, Кора закроется, можете не сомневаться. Для нее важнее всего держать прошлое под замком. Лучше вообще не говорить ей об этом. Да и зачем ее обвинять? Это было давно, в самом начале истории. Может быть, я сумею уговорить ее рассказать вам и окончание. Не знаю, что она помнит. Но попробовать стоит. Вы позволите мне с ней поговорить?

Рудольф кивнул, снова пообещал Маргрет это устроить и стал постепенно продвигаться дальше. Родительский дом, детство… Он хотел получить подтверждение того, что мать Коры Бендер была религиозной фанатичкой, а отец не мог противиться этому безумию. Может быть, ему удастся получить еще какое-то объяснение тому, что творится в подсознании Коры. Возможно, ее изнасиловали в детстве?

Но едва Рудольф задал первые вопросы о детстве Коры Бендер, как с ее тетей произошла странная метаморфоза. Готовность помочь улетучилась, как дым.

– По этому поводу я мало что могу сказать. Я почти не общалась с семьей брата. Мне не удалось урезонить невестку. Когда я приезжала к ним в гости, Кора производила на меня впечатление нормального ребенка. Мать не давала ей продохнуть, но Кора умудрялась ей противостоять. Кто-то, возможно, сломался бы под постоянным давлением, но Кора… Как бы поточнее выразиться? Она становилась сильнее. Кора была очень развитой для своего возраста, смышленой и ответственной. Она рано взяла на себя обязанности по дому. Не потому, что от нее этого требовали, а потому что она видела: мать не справляется. Можно было бы сказать, что моя племянница рано повзрослела.

А что насчет супружеских обязанностей? Ведь последствия налицо: мокрая постель в девять лет, а в девятнадцать – героин! Маргрет знала, что дети, с которыми дурно обращаются, часто заканчивают именно так. Теперь ее брат уже старик, изможденный и уставший от жизни. Иногда он звонит ей: «Как там Кора?» И радуется, услышав: «У нее все в порядке».

Маргрет Рош просидела у Рудольфа Гровиана почти целый час. Он так и не узнал о том, что происходило у Коры в голове. Даже имя «Магдалина» произнесено не было. Наконец прозвучал вопрос:

– Когда же я смогу увидеть племянницу?

Рудольф поднялся.

– Я узнаю, как продвигаются дела у моих коллег.

Коллеги стояли в коридоре. Ему захотелось посмотреть, в каком состоянии находится Кора Бендер. Когда Рудольф вошел в комнату, она снова сидела прямо. Берренрат стоял у окна и беседовал с врачом. Выражение его лица напомнило Рудольфу слова Винфрида Майльхофера о божественном судие.

Можно себе представить, какое впечатление создалось у врача при виде женщины, лежащей на полу без сознания, с разбитым лицом. Полиция и ее суровые методы допроса…

– Ваша тетя хочет вас видеть, госпожа Бендер, – произнес Рудольф.

Она уставилась на полицейского так, словно пыталась просверлить взглядом дырку у него в мозгу.

– Ей нужен покой! – запротестовал врач.

– Чушь, – возразила Кора. – Только что вы сказали, что ваше средство поставит меня на ноги. Так и произошло. Я никогда в жизни не чувствовала себя бодрее. – И она посмотрела на Рудольфа Гровиана. – Что вам рассказала Маргрет?

– Я приведу ее, – только и ответил он.

Через две минуты Рудольф вернулся. За ним по пятам следовала Маргрет Рош. Он жестом попросил Берренрата и врача выйти из комнаты. А сам остался, стараясь не привлекать к себе внимания и молча наблюдая за происходящим. Маргрет Рош остановилась посреди комнаты, и Рудольф увидел панику на лице Коры Бендер и услышал ее хриплый, приглушенный голос:

– Что ты ему рассказала?

– Ничего, – солгала ей тетка. – Не беспокойся. Я приехала, чтобы тебя навестить. Ведь ты-то, к сожалению, завтра ко мне не приедешь. Я так тебя ждала. Как малыш?

Маргрет вела себя так, словно сидела у постели больной, у которой сломана нога. Но недоверие Коры Бендер было не так-то легко развеять.

– Хорошо. Ты правда ничего ему не сказала?

– Нет. А что такого я могла сказать?

– Откуда я знаю? В такой ситуации люди несут всякий бред. Я вот тоже наговорила с три короба. О Спасителе, о кающейся Магдалине, и все в этом духе.

Маргрет Рош покачала головой.

– Нет, я не сказала ни слова.

От облегчения Кора Бендер обмякла и сменила тему разговора. Рудольф даже не пытался угадать, позволила ли она убедить себя или же просто преследовала некую цель. Ее голос звучал подавлено, но искренне, соответствуя поведению у озера. Берренрат рассказал ему о том, как она тревожилась за здоровье ребенка.

– Гереон тебе звонил? – поинтересовалась Кора.

Маргрет Рош кивнула, и племянница спросила:

– Как он? Он что-нибудь говорил о своей руке? Я ударила его ножом, два раза, кажется. Один из санитаров наложил ему повязку. Она получилась довольно большая, на все предплечье. Надеюсь, Гереон сможет трудиться. Сейчас в фирме столько работы, Манни Вебер один не справится. А на старика не стоит надеяться. Ты же знаешь, какой он: говорит много, но не отличит шуруповерта от трубных клещей.

Ее тетя снова кивнула, закусила губу и наконец-то перевела разговор на случившееся – по крайней мере, попыталась это сделать.