– Зачем ты меня ищешь? – услышала девочка вдруг за спиной и, испуганно вскрикнув, оглянулась. Прямо на земле, утопая башмаками и подолом серого платья в густом пепле, сидела Предсказательница.

– Что… Что здесь произошло? – спросила Олеся, обводя рукой поляну.

– Беды так выходят. Людские беды. Каждый раз, когда случается что-то плохое, поляна сгорает. А потом вновь возрождается.

– Как птица Феникс, – кивнула Олеся, хоть мало что поняла из объяснений Предсказательницы.

– Так зачем ты пришла?

– Узнать, что находится за второй дверью. Вдруг я ошиблась?..

Предсказательница качнула седой, как пепел, покрывающий ее башмаки, головой и ответила:

– Ты не ошиблась. Не бывает ошибочного выбора. Бывают только разные пути.

– Вы сказали, чтобы я искала свою дверь… А вдруг та, которую я открыла, была не моя?

– Если бы она была не твоя, то ты не смогла бы ее открыть, – возразила женщина.

– Но… Я не хочу, чтобы так было! Я хочу попробовать открыть другую дверь. Их было две, очень похожих. Одинаковых! Что за второй дверью? Другая жизнь?

– Ты уже не можешь за нее заглянуть, потому что выбрала. Ничего нельзя изменить.

– Но так нечестно! – Олеся топнула ногой, как капризная маленькая девочка, подняв облако пепла, и вытерла кулаком брызнувшие из глаз слезы. Предсказательница на это лишь пожала плечами.

– Когда-нибудь ты поймешь, для чего все это, – заговорила она немного позже ласковым тоном и, дабы утешить плачущую девочку, взяла ее за руку. И будто невзначай погладила пальцем шрам на ладошке Олеси.

– Ты уйдешь, но твоя жертвенность спасет многих-многих людей от несчастий.

– Я не хочу спасать! Я только хочу, чтобы папа и мама были живы!

Предсказательница тяжело и длинно вздохнула. Тяжело объяснять ребенку то, что и взрослый отказывается принять.

– Я не могу тебе этого обещать. Рано или поздно мы все уходим.

– Пожалуйста, разрешите мне лишь посмотреть, что там, за другой дверью, – взмолилась Олеся. Но Предсказательница качнула головой:

– Нельзя. Ее больше нет, той двери.

– Обманываете!

– Ты сделала выбор. И тебя тоже выбрали. Редкая комбинация, случается раз в сто лет… – Предсказательница вновь коснулась ее шрама и вдруг замерла, словно к чему-то прислушиваясь, а затем нахмурилась:

– А теперь беги! Беги, пока не поздно. Сегодня оно попытается выйти наружу. И если ты не успеешь, все пропало. Не допусти этого. Выжги зло. Ну же, беги!

И хоть у Олеси появилось еще больше вопросов, она не стала больше спрашивать Предсказательницу, а, напуганная ее тоном, бросилась бежать. Ветви деревьев цеплялись ей за одежду, словно желая остановить, ветви хлестали по лицу, оставляя на нем царапины, руки то и дело обжигала будто специально появляющаяся на ее пути крапива, но Олеся, повинуясь требованию Предсказательницы, бежала. Прочь, прочь, из этого леса, вдруг из друга превратившегося во врага. И только выбежав на аллею, она остановилась, чтобы перевести дух. За время, проведенное с Предсказательницей, метаморфозы произошли и за пределами леса. Небо, до этого чистое и ясное, чуть подкрашенное в розовый зефир заходящим солнцем, сейчас набухло грозовыми тучами, которые кое-где прорезали проблески молний. В пахнущем гарью воздухе повисла тяжелой тишиной тревога. Предчувствие беды сочилось и в обреченно поникших ветвях выстроившихся вдоль аллеи деревьев. Когда Олеся бегом миновала первую постройку, вдруг сделалось темно, как ночью. Внезапно налетевший порыв ветра толкнул ее в грудь, едва не сбив с ног. Олеся чудом удержала равновесие и, пригнув голову, припустила бегом на пределе своих возможностей. Теперь-то она была бы рада встретить на пути кого-нибудь из персонала, но за всю дорогу никто ей так и не встретился: в ожидании бури все попрятались в стенах построек. Наверное, это была самая длинная дорогая в ее жизни: Олеся бежала, но белеющий в темноте корпус усадьбы, казалось, только отдалялся, как уходящий в морскую даль круизный корабль, попрощавшийся с гостеприимным портом. Небо внезапно раскрылось раной, и из него посыпались твердые и крупные, как галька, градины. Олеся пригнула голову как можно ниже и прикрыла ее руками. «Не добегу», – подумалось ей, когда градины больно заколотили по спине. Пару раз девочка чуть не упала, но все же, сама не веря в свое спасение, добежала до крыльца.

В здании было тихо и пусто, словно его обитателей внезапно эвакуировали. Но это было не так, Олеся чувствовала. Скорей всего все собрались наверху в общем зале, и кто-нибудь из воспитателей читает детям вслух. Олеся направилась к лифту, чтобы сократить путь, и вдруг услышала тихий стон, доносившийся из служебной каморки за шахтой. Немного посомневавшись, девочка все же открыла дверь комнатки и тихонько позвала:

– Есть тут кто?

В ответ она услышала всхлип. Пошарив по стене, Олеся повернула выключатель и увидела жуткий беспорядок: сваленные в кучу какие-то плакаты, стулья и предметы хозяйственной утвари. Именно из-под этой кучи и доносился стон.

– Вы кто? Что случилось?

Она присела на корточки и осторожно заглянула в проем между упавшим стулом и картонной коробкой.

– Это все упало, – услышала она детский голосок. – Мне трудно дышать!

Встав на колени, Олеся принялась торопливо разгребать кучу, стараясь не причинить ребенку вреда. Наверное, надо было бы позвать на помощь, но Олеся испугалась, что, пока она бегает за воспитателями, ребенок задохнется. Вот уже показалась детская рука, и Олеся торопливо потянула на себя очередную коробку.

– Как же ты здесь оказался?

– Там стучит! – отозвался ребенок. Других объяснений не понадобилось. Видимо, испугавшись непогоды и бьющего в окна града, ребенок спрятался в каморке. Но как так вышло, что он оказался под кучей наваленных вещей?

Когда показались коротко остриженная голова и плечики, Олеся обрадовалась и заработала руками сильнее. Вот, уже почти скоро. Ребенок тоже засуетился, пытаясь выбраться. И в тот момент, когда она его обняла, правую руку от ладони до плеча пронзила острая боль, раздался страшный треск, и пол будто просел под ними. Олеся еще успела заметить широкую трещину, вспоровшую стену, и портрет, слетевший со стены прямо на них. Портрет, однажды увиденный в книге. А потом наступила темнота.

Очнулась Олеся от чьих-то ласковых прикосновений, открыв глаза, поняла, что находится в своей палате в постели, а рядом с ней – встревоженные воспитатели и санаторный врач.

– Проснулась? Умничка! Напугалась, наверное, – ласково произнесла врач Мария Степановна. – Где у тебя болит?

– Нигде. Нигде не болит, – прошептала Олеся и сжала в кулак саднившую правую ладонь. Почему-то она утаила от врача, что ладонь горела, будто от нового ожога.

– А… тот мальчик? – спросила она, вспомнив о спасаемом ей ребенке.