— Ты бы язык попридержал. Еще неведомо, чем это вече обернется. Ур князю не указ. Стол княжий чтит?

— Не чтит!

— А кто докажет? То-то! Подати в Асгард справно платит? Какой с него спрос? А то, что с народа своего три шкуры дерет, то Уров не обходит. Мы Велислава князем выбирали — нам о его делах и судить. А чародей в сторонке постоит да послушает, как народ роптать будет. Как думаешь, много смельчаков явится супротив князя слово молвить? Так что ты, сосед, лучше рта не разевай…

— А ты мне рот не закрывай! Может, кто и смолчит, а я все скажу, что думаю.

Хмурый сосед досадливо сплюнул под ноги, лишь пробурчав в бороду:

— Тьфу ты, дурья башка! Сгниешь в подполе за свой длинный язык…

Малюта недовольно нахмурился, понимая, что вече, созванное Уром, обречено на провал. Эх, рассены! Где же ваша гордость? Душа в пятки ушла, а вы ее топчете! Дали князю власть — по закону с него и спрашивайте. Малюта гордо выпятил грудь, вспоминая о древлянских традициях. Их-то князь никогда народ не ущемлял. Да, бывало, дружина своевольничала, только князь о том не ведал. Медведич тут же горестно вздохнул, вспомнив о разрушенном Древграде и разоренных родных деревнях. Былая гордость за древлян тут же растаяла, словно утренний туман. Слухами земля полнится. По осени много купцов приезжало в Асгард, сетуя о неудачном торге с древлянами. Мол, бедствует простой люд после восстания. Одни старики да бабы по деревням и остались, детишек малых от голода спасая.

Вот и показался торг. Малюта принялся пробиваться сквозь толпу поближе к княжьему дому. Сотни горожан толпились на площади, весело переговариваясь меж собой. Покосившись в сторону сложенного из хвороста костра, медведич стиснул зубы, поняв причину их веселья. Не правды пришел люд от князя добиваться — зрелище кровавое желают видеть. Разглядев стоящего в окружении дружинников Ура, Малюта уверенно направился к нему.

— Ошибся ты, Ратибор, положившись на совесть человеческую.

Окинув Малюту отрешенным взглядом, чародей грустно кивнул.

— Рад тебя видеть во здравии, тысяцкий. — Ратибор погладил ладонью свою длинную седую бороду, окидывая горожан внимательным взглядом. — Да, много сорняка пробилось на свет божий. Золотому зерну пасть негде. Эх, Велислав, что ж ты с родом своим сотворил! Какой пример ты им подавал! Не так должно жить внукам Даждьбоговым…

Дверь княжьего дома распахнулась, и на пороге появился Велислав, зябко кутаясь в теплую кунью шубу. Следующий по пятам князя воевода покосился на Ура неприязненным взглядом. Подняв руку в приветствии, князь неторопливо сел на трон, окинув ропщущий народ своим подслеповатым взглядом.

— Что-то я Ратибора не вижу, совсем слепнуть стал от старости. Великий Ур, покажись!

Сварожья Дружина сбилась плотным кольцом, ограждая Ура от возможных посягательств. Осуждающе покачав головой, Ратибор громко прокричал, отвечая князю:

— Это ты не от старости слепнешь, Велислав. Сияние злата тебя ослепило. — Подняв посох, чародей ударил им оземь. От того удара содрогнулась площадь. Горожане вмиг умолкли, с любопытством воззрившись на Ратибора. — Властью Асгарда, я, Ур Ратибор, объявляю вече открытым!

Народ радостно загомонил, одобряя слова Ура и с опаской поглядывая на усмехающегося в бороду князя. Подняв руку, Ратибор призвал горожан к тишине и продолжил:

— Я уже не молод, Велислав, но зрю ясно, до глубины души. И то, что я здесь увидел, мне не по нраву. Не по нраву такие деяния и людям, властью тебя наделившим. — Ратибор не сводил с князя своего пристального взгляда, словно пытаясь почувствовать хоть искру зародившегося сожаления. — Князь — тот, кто о роде своем печется. Кто оберегает слабого от притеснений сильных. Кто чтит законы и карает за беззаконие. Кто не обирает род собственный себе во благо. Лишь тот истинно верует в богов и достоин во главе рода своего встать. Так ли ты живешь, Велислав? Что скажете, рассены, по совести князь живет?!

С дальних рядов донеслись одинокие окрики, осуждающие князя.

— Не по совести правишь, Велислав!

— Непомерными податями обложил. Поди, в Асгард меньше платишь?

— Скоро у псов своих кости отбирать станем! Совсем с голодухи животы свело!

Рассенский воевода молодцевато бегал по крыльцу, зорко отыскивая взглядом выкрикивающих из толпы смельчаков.

— Ах вы оборванцы, — шептал воевода, рьяно демонстрируя перед князем собственную преданность, — ну, погодите, разбойники, после вече до каждого доберусь! Князь им не угодил…

Велислав же продолжал молчать, все так же усмехаясь в бороду. Недовольство народа стало нарастать, и, уже не таясь, люди стали выкрикивать обвинения из первых рядов:

— Чего улыбаешься, Велислав? Люди правильно говорят: не блюдешь ты законы княжьего стола. Не по совести налогами облагаешь. А кто воинов давеча погубил в битве за древлянское золото?

— Я мужа похоронила. Единственный кормилец в семье был. Помнишь меня, Велислав?! — выкрикнула со слезами в голосе молодая девица с грудным дитем на руках. — Помнишь, как из дома твоего меня дружина пинками выпроваживала? Кто же моего ребеночка кормить станет?!

Велислав нахмурился, почувствовав, что события принимают нежелательный оборот. Подняв руку, князь попытался перекричать народный ропот:

— Первый раз тебя вижу, девица. Если дружина моя была к тебе несправедлива, сегодня же покараю виновных! А слова ваши справедливы. За павших в бою ратников каждая семья, где нет кормильца, откуп получит. — Велислав с трудом поднялся с трона, смерив Ратибора суровым взглядом. — Я тебя как гостя дорогого принял, Великий Ур. А ты супротив меня народ настраивать удумал? Негоже так!

Отведя взгляд от чародея, Велислав вдруг делано расхохотался, обращаясь к народу:

— Да хватит вам на князя хулу возводить. Али вам иных врагов мало? Эй, воевода, тащи ведьму на костер! — Велислав вновь обернулся к чародею, назидательно указывая пальцем на приготовленный костер. — Вот кого нужно судить! Колдунов да ведьм, кои народ портят!

Грузный воевода шустро бросился в толпу, громко выкрикивая:

— Дорогу не занимать! Расступись! Стража, тащи сюда ведьму! Да скорей вы, ротозеи!

Беспута безумно озиралась по сторонам, пытаясь отыскать взглядом Малюту. Слезы застилали ей глаза, все вокруг расплывалось. Где же ты, милый? Колдунья принялась пробиваться сквозь толпу к дороге, по которой вели Мороку.

Связанная колдунья еле шла, тяжело припадая на подвернутую ногу. Грязная, избитая, с кляпом во рту, некогда красивая женщина стала похожа на старуху. Двое крепких стражей грубо тянули ее за веревку, направляясь к столбу с разложенным для костра хворостом. Ратибор грустно вздохнул, смерив князя мимолетным взглядом.

— Сказать чего хотел, Великий Ур? — голос Велислава был насмешливым и уверенным в собственной неуязвимости. — Может, за ведьму вступиться хочешь? Опять, мол, князь не по совести правит. Закон тебе не позволит за ведьму вступиться!