– Вот, всемогущий, возьми. Если где-нибудь и когда-либо кто-то опояшет меня сим ремнем и оставленная мною клепка встанет на свое место, я буду знать, что посланец пришел от твоего имени. Клянусь, я исполню любое озвученное им поручение. После чего обещанная мною тебе служба будет считаться свершенной, а обещание исполненным. Как я понимаю, великий, ты относишься к касте бессмертных? Твой посланец может прийти через год, через десять или тридцать лет, не имеет значения. Клятва есть клятва. Если этого не случится при моей жизни, я завещаю ее своим детям и внукам. Пусть даже через век, два или три…

– Или через сто поколений, – негромко предположил великий Один.

– Пусть даже через сто поколений! – твердо ответил мальтиец. – Мое слово нерушимо! Обещание будет исполнено в любом случае!

– Да будет так! – кивнул бог войны. – Мы договорились.

– Сто поколений… – с посвистом прошептала богиня смерти, обошла торговца, наклонилась к его шее, сладко принюхалась. – Сто поколений… Нужно будет получше присмотреться к твоей родословной, Санадал из рода Рахасов. Вдруг пригодится?

Змееногая Табити испокон веков отличалась нелюдимостью. Даже многие из самых близких и преданных слуг знали о ее облике лишь из каменных изваяний, во множестве стоящих в святилищах Тавриды – длинноволосая женщина, ниже пояса которой расходятся змеиные тела, – а еще из родовых оберегов-змеевиков с такими же изображениями. Табити редко покидала свой белоснежный храм. Да и сам храм Девы возвышался далеко-далеко от большой земли, на юго-западной оконечности Крымского полуострова, словно его владелица желала забраться как можно дальше от людей, в глубокое темное море, к самому его центру.

Десяткам змей, носящим богиню с места на место, было тесно под юбкой, и поэтому Табити старалась не носить одежд, облачаясь в платье и пряча от посторонних глаз свое разительное отличие от людей, лишь когда предполагала встречу со смертными. Ящера, явившись на зов матушки к священному огню, именно по платью, не столько облегающему, сколько прячущему фигуру прародительницы скифов, поняла, что сегодня ее ждет нечто необычное.

Однако замершая у очага властительница степей заговорила совсем о другом:

– Ты слышала о победе славянского бога войны над городом тринадцати богов, доченька? Как я и ожидала, Один оказался умен и не совершил ошибок. Этот хитрец не только не тронул ни единого святилища, он даже не стал провозглашать своей власти над сим поселением! Пришел, побил стражу, попортил девок, разграбил жилища смертных, прибрал их корабли и ушел, не дожидаясь соперников. Благодаря сей ловкости никто из богов не ощутил себя оскорбленным, униженным или ограбленным. Пришел, ушел. Обид не учинил, на чужое не покусился. Никаких врагов не нажил.

– А как же разграбление смертных? – не выдержала колченогая девушка.

– Ну, это же просто мусор, жалкие вещи, – пожала плечами Табити. – Ты полагаешь, что кто-то из бессмертных согласится погибать ради мелкой рухляди? Великий Один умеет убивать. Ты согласна умереть ради шкурки суслика, которую пастух с северной степи утащил у землекопа соляных копий? Полагаю, тебе не захочется тратить на подобную ерунду даже нескольких слов и малого времени. Так почему другие боги должны вести себя иначе? Бог войны не меняет этот мир. Он просто развлекается. Зачем богам подставлять голову под его молот? Ради шутки?

– Смертные гибнут, моля нас о помощи…

– Век смертных недолог, доченька. И они тоже сами выбирают свою судьбу. Могут сражаться, могут отойти в сторону. Великий Один побалуется и уйдет. И все останется по-прежнему. Ради чего воевать? За шкурку суслика? – Змееногая богиня презрительно хмыкнула. – Попомни мое слово, Ящера. Когда боги убедятся, что славянский бог войны ничего не намерен менять, они не станут вмешиваться, даже если он повадится надолго задерживаться в чужих пределах. Все будут знать, что рано или поздно он уйдет и все вернется на круги своя. Само собой. И нет смысла напрягаться, рисковать, проливать кровь.

– Мне кажется, ты гордишься им, матушка!

– Я бы очень хотела заполучить такого воеводу во главе своих степняков, – вздохнула Табити. – Способного не просто сражаться, но и побеждать. Не только отважного, но и умного.

– Есть возможность поискать другого похожего.

– Кто о чем, а ты любую беседу к своему ненаглядному сворачиваешь, – добродушно рассмеялась змееногая богиня. – Что же, будь по-твоему… – Властительница храма Девы хлопнула в ладоши и громко приказала: – Кто там ныне на страже?! Впустите варяга!

Послышался шелест, быстрые шаги. Из-за полога из бурой кошмы вошел плечистый коротконогий мужчина с обветренным морщинистым лицом, тут же припал на колено и склонил голову. Сшитые как единое целое с сапогами кожаные штаны, замасленная куртка с завязками и капюшоном однозначно выдавали в нем северного солевара, одного из торговцев, каждое лето переходящих со своим товаром с севера на юг через все обитаемые земли, где-то выменивающих нужное добро, где-то забирающих силой, всегда готовых к схваткам с грабителями, обману или колдовской порче. Они везли на юг соль, меха, воск, мед, железные иглы и шила, забирая назад кошму, медные котлы, сало и самоцветы. Понимая важность их стараний, боги великих народов – и сварожичей, и скифов – оказывали торговцам покровительство, запрещая подданным обижать путников. Однако…

Однако Макошь и Табити далеко, а леса густы, реки темны… Так что в первую голову варяги полагались не на милость богов, а на свою осторожность, быстроту лодок, остроту копий и крепость щитов. И потому были все варяги независимы, самоуверенны, отважны и склонны к авантюрам. И жадны – что за торговец без лютой жадности?

– Сказывай! – коротко распорядилась Табити.

– По воле твоей, о великая, задержался я с товаром возле стольной Вологды, дабы проведать, что случилось с окаменевшим богом, – не поднимая головы, заговорил варяг. – После долгих стараний нашел я его. Стоит он на берегу реки у ракитова куста. При нем стража. Сидят недалеко, костер жгут, приглядывают. Я близко не подходил, дабы внимания не привлекать, подозрения не вызвать. Но издалече посмотрел – так и есть. По слухам, средь славян бродящим, великая Макошь несколько раз на судьбу сына ворожила. И сама, и иных богов и провидиц просила. По всему выходило, что, коли в город его забрать, то он уже не оживет. А коли на месте оставить, то возродится вскорости. Ради того богиня богатства и не забирает его с наволока и ничего окрест не меняет. Навредить опасается. Дозор малый поставила, и все.

Северянин замолчал.

– Я дозволила тебе торговать в своей столице, – глядя в огонь, напомнила богиня Табити. – Ты доволен?

– Да, великая, я получил хороший прибыток.

– Ты просил у меня мелкие и широкие медные блюда для выпаривания рассолов. Я повелела их изготовить. Ты получил их, варяг?

– Да, великая, благодарю.

– Коли условленный товар ты принял, смертный, то я желаю получить свою плату.