Хилари пересекла дорогу, сделала несколько шагов и вошла в такую темную переднюю, что мгновенно преисполнилась уверенности в себе. Позже, когда ей удалось умыться, помещение показалось ей мрачноватым, но в первый момент она посчитала его уютным. Хилари сообщила приятной пожилой леди за стойкой, что упала с велосипеда, и все в гостинице сразу же стали добрыми и услужливыми. Это было очень мило с их стороны, так как, увидев себя в зеркале, Хилари поняла: вид у нее был весьма сомнительный. Половина лица заляпана грязью, ведь она лежала на дороге лицом вниз. Шляпка потеряна, волосы испачканы, а на виске и подбородке красовались две глубокие длинные царапины. Сочившаяся из ссадин кровь смешалась с грязью. Пиджак и юбка порвались, а руки были исцарапаны.

– Ну и ну, вот это грязь! – воскликнула она и стала приводить себя в порядок.

Любезная горничная принесла ей горячей воды, мыла, большое жесткое и маленькое мягкое полотенце, чтобы «промокнуть эти царапины, мисс». Она приняла ванну и смыла грязь, пока горничная пыталась починить разорванную одежду. Ей подали замечательный чай (в «Сороке и попугае» платили шесть шиллингов за фунт чаю) и расписание, которое оказалось бесполезным. Как только Хилари стала просматривать его, она поняла, что ни за что на свете не сможет вернуться в Лондон в одиночку сегодня вечером. Было бессмысленно пытаться переубедить себя, упрекая в трусости. Ее мужество иссякло, и у нее просто не осталось сил. В какой бы вагон она ни зашла, он либо окажется пустым, либо сидящие в нем пассажиры сойдут на первой же остановке. И тогда любой из злодеев может войти и инсценировать несчастный случай, жертвой которого станет Хилари Кэрью. Ведь если они собирались убить ее на дороге в Ледлингтон час назад, вряд ли они изменили с тех пор свои намерения. Наоборот, как говорит Шалтай-Болтай. А если ее хотят убить, значит, они станут наблюдать за железнодорожной станцией, ожидая, когда она попытается сесть в поезд. Наверняка они тоже решили, что вечером в лондонском поезде будет мало людей. Отправиться в такую поездку человека может заставить лишь крайняя необходимость. В этом и крылась опасность, ведь Хилари нужно было вернуться домой. Ее ждала Мэрион, а кроме того, мучил финансовый вопрос. Она получила пять фунтов за кольцо тетушки Арабеллы. Поездка туда и обратно выходила в двенадцать шиллингов. Она оставила два фунта в залог за велосипед и теперь должна сообщить пышноволосому молодому человеку, что он разбит, и заплатить столько, сколько потребуется. Помимо всего прочего, ей грозил счет за обслуживание в гостинице. Оставался лишь один выход, и она не раздумывая решила немедленно позвонить Генри.

В телефонной будке оказался залоснившийся конторский табурет. Он был очень скользкий и неудобный, но все же лучше, чем ничего. Пока Хилари ожидала звонка, она стала размышлять о своей ссоре с Генри и пришла к выводу, что это неразумно. Между ними произошла крупная ссора, и они разорвали помолвку, но с той минуты, как миссис Мерсер разрыдалась, встретив ее в поезде, а мистер Мерсер начал слежку за ней на улице, мысли о Генри не покидали ее. Правда, после этого они опять поругались и Генри запретил ей разыскивать Мерсеров, но она не послушалась, и они не общались уже неделю. Однако теперь, когда эти негодяи пытались убить ее, она испугалась и сразу же подумала о нем, нисколько не сомневаясь в его готовности прийти ей на помощь. Конечно, он станет говорить: «Я же тебя предупреждал», – и не исключено, что они снова поссорятся. Скорее всего, они будут ругаться всю дорогу до города. Но эта возможность представлялась ей самой утешительной. Ссориться в вагоне поезда гораздо увлекательнее, веселее и безопаснее, чем подвергнуться опасности быть убитой незнакомцами.

Телефон затрезвонил. Сняв трубку, она услышала, как Генри произнес:

– Алло!

– Алло! – бодро ответила Хилари.

– Кто это?

– Не будь смешным!

– Ах, это ты?

– Дурачок! – сказала Хилари мягким, вкрадчивым голосом.

Генри решил не обнаруживать своих чувств. Он догадался: Хилари в чем-то нуждается, иначе не позвонила бы. Разумеется, отрадно, что ей необходима его помощь, но он не собирается идти у нее на поводу. У него возникло мрачное подозрение: этот вкрадчивый голос – очередная попытка воздействовать на его чувства. Все равно что дразнить быка красной тряпкой.

– Что тебе нужно? – Он говорил так, будто ему звонила надоедливая тетушка.

– Ты, – ответила Хилари, находясь за сорок миль от него. Ее голос звучал тихо, и он едва расслышал ответ. Из-за плохой связи было непонятно, плачет она или смеется.

Может, она действительно плачет? А если он ошибся?

Он произнес: «Хилари», – но она, смахнув несколько невесть откуда взявшихся слезинок и задыхаясь, быстро спросила:

– Генри, ты приедешь за мной, пожалуйста?

– Хилари, что случилось? Что-то случилось? Говори громче. Я не слышу ни слова. Ты что, плачешь? Где ты?

– В Л-л-ледлингтоне.

– Мне кажется, ты плачешь. Это так?

– Д-думаю, да.

– Думаешь?

Громкий женский голос произнес: «Три минуты», – но Генри, несмотря на то что не он был звонившим, решительно потребовал еще три минуты разговора. А затем закричал:

– Алло! Ты слушаешь? Расскажи наконец, что случилось?

Хилари постаралась придать голосу твердость. Она хотела немного напугать Генри, но вместо этого сама разволновалась и расплакалась, не понимая отчего.

– Генри, пожалуйста, приезжай. Ты мне очень нужен. Не могу рассказать по телефону. Я в Ледлингтоне, гостиница «Сорока и попугай». Я разбила велосипед, и у меня нет денег, чтобы заплатить за него.

– Ты ранена?

Он задал вопрос слишком быстро. Почему она должна быть ранена? Но ведь она плачет. Она не стала бы плакать из-за раны. Он сильно перепугался и рассердился на Хилари за то, что она так напугала его. Маленькая глупышка! Дорогая маленькая чертовка!

Он услышал, как она ответила:

– Нет, только поцарапалась. Не садись за руль, сильный туман. Ты можешь позвонить Мэрион и предупредить, что заберешь меня? Только не говори, где я.

Девушка с телефонной станции произнесла:

– Шесть минут.

– Черт возьми! – воскликнула Хилари.

А Генри прокричал:

– Еще шесть!

Хилари засмеялась, и капитан Генри Каннингем покраснел, так как понял, что окончательно выдал себя.

– Поезд отходит в семь сорок, – нежно сказала Хилари. – Не нужно больше разговаривать, это очень дорого. Поторопись, чтобы успеть на поезд, дорогой.

Раздался щелчок телефонного звонка, и разговор прервался.

Когда полтора часа спустя Генри добрался до места, в вестибюле гостиницы «Сорока и попугай» он не нашел никого, кроме Хилари. Он обнял ее и поцеловал, как будто они и не думали разрывать помолвку, а потом Хилари поцеловала его, хотя никогда не делала этого раньше, пока они были обручены. Прошло всего несколько часов с тех пор, как в момент отчаяния она подумала: «Я никогда больше не увижу Генри».