– Ты мне не веришь.

Генри было очень тяжело. Меньше всего на свете ему хотелось затевать очередную ссору, но среди его врожденных достоинств числилось то, которое возмущенный Томас Рифмоплет отказался отдать Королеве Эльфов[3] – язык, всегда говоривший правду.

На самом деле это довольно противное свойство, и оно весьма часто ставит человека в затруднительное положение. Но это ведь не его вина, такой уж у него характер. Оно не раз подводило его, особенно в отношениях с женщинами. В ответ на вздох Хилари и слова: «Ты мне не веришь» – он не смог придумать ничего лучше, чем промолчать.

Хилари снова вздохнула. Затем опять опустила голову ему на плечо.

– Значит, не веришь. Не знаю, почему ты хочешь жениться на мне, если не веришь ни единому моему слову.

Генри поцеловал ее. Это было легко и ни к чему не обязывало. Когда она смогла говорить, то произнесла:

– Я бы не стала целоваться с тем, кого считаю обманщиком, но, видимо, мужчины скроены иначе. Я слишком устала, чтобы из-за этого ссориться.

– Я не считаю тебя обманщицей.

– Тогда что ты думаешь об этом?

– Я думаю, ты сильно ударилась. Ты ушибла голову. Уверен, что остальное – всего лишь кошмар. Такое случается после сотрясения или контузии.

– Нет, Генри, глупо упираться с твоей стороны. Я веду себя как тихоня Гризельда, чтобы не поругаться. Я горжусь собой и надеюсь, ты – тоже. Мне кажется, нет смысла рассказывать о том, что произошло дальше, если ты все равно мне не веришь.

Генри легонько встряхнул ее и сказал:

– Продолжай.

Она стала рассказывать дальше тихим мягким голосом, почти дотрагиваясь губами до его уха.

– Конечно, если ты уверен, что это всего лишь сон, так оно и должно быть – Генри Всегда Правый, не так ли? Итак, в этом ужасном сне они положили меня на дорогу и приготовились переехать. У меня перед глазами все расплывалось, и, наверно, им это удалось бы, но когда раздался звук закрывающейся дверцы машины, что-то щелкнуло у меня в голове, будто включился электрический фонарик. Я подняла голову и увидела, как на меня надвигается огромный автомобиль. Я соскользнула с дороги на траву и стала пробираться сквозь самую колючую изгородь в Англии. Потом я оказалась в какой-то яме, поросшей кустарником, и спряталась там. Не обнаружив меня, они сели в машину и уехали. Мне было страшно возвращаться обратно на дорогу, так как я знала: это вовсе не сон. Я боялась, что они ждут меня, чтобы схватить, поэтому мне пришлось преодолеть множество ухабов, пока я не наткнулась на калитку. Я обошла вокруг коттеджа, заглянула в окно буфетной и увидела, как миссис Мерсер готовит чай.

Генри отстранился от нее, чтобы взглянуть ей в лицо.

– Хилари, ты все это сочинила?

Она грустно покачала головой:

– Я не настолько умна. Ах, Генри, это было такое ужасное разочарование. Сначала она рассердилась, а потом стала говорить то, что уже говорила мне в поезде.

– Что именно?

– Ну, она сказала: «Уходите, уходите, пока можете!» – и что она не может впустить меня, поскольку он вырежет ей сердце, – разумеется, она имела в виду Мерсера. И произнесла это с таким выражением лица, что мне стало страшно. Я бы не смогла чувствовать себя в безопасности в удаленном коттедже рядом с Мерсером, если бы он думал, будто я распускаю язык, а она ведь была почти готова проболтаться. Знаешь, она сказала мне в поезде, что пыталась встретиться с Мэрион во время судебного процесса. Я постаралась надавить на нее, но она выглядела так, словно находилась на грани обморока. Она все время повторяла: «Слишком поздно». Я схватила ее за запястье – во время разговора нас разделяла раковина в буфетной, – а она начала плакать и сказала, что не осмеливается молиться. Все жалела, что не поговорила с Мэрион, хотя Мерсер наверняка убил бы ее за это, отправив прямо в ад. Я поклялась, что не уйду, пока не услышу правду. Сказала, что вряд ли она захочет, чтобы Мерсер застал нас вдвоем, когда вернется. А она побледнела и предупредила, что он убьет и меня, кухонным ножом, и скажет, что это ее рук дело. А потом они увезут ее и запрут, так как он всех вокруг убедил в ее сумасшествии.

– Она, должно быть, действительно сумасшедшая. Нет смысла верить россказням душевнобольной женщины.

Хилари негромко засмеялась.

– Сумасшедшая в моем сне или на самом деле? Я ведь рассказываю тебе свой сон, понимаешь? По крайней мере ты уверен, это всего лишь сон. А во сне она вовсе не сошла с ума, она была смертельно напугана. Мне ли этого не знать, ведь это именно мой сон. И все же я задала ей этот вопрос.

– Какой вопрос?

– Я спросила ее, действительно ли она сошла с ума. Вот так и спросила. Я сказала: «Вы сумасшедшая, миссис Мерсер?» А она ответила: «Нет, это он так говорит, потому что он злой». Потом она все время плакала и желала себе смерти. Но в тот момент, когда мне показалось, будто она готова рассказать все, о чем знает, она замолчала, оттолкнула меня, ушла в кухню и закрыла дверь. Не знаю, сколько миль мне пришлось пройти, пока я не оказалась в Ледлингтоне, но когда увидела первый уличный фонарь, я была готова целовать землю у его подножия.

Генри молчал. Он старался отделить в истории Хилари правду от вымысла. Он верил, что она упала с велосипеда, а после долго бродила по полям. Если она действительно встретилась с миссис Мерсер, эта женщина наговорила много странностей. Но действительно ли они разговаривали или это только сон? Сначала он был уверен, что случившееся не более чем плод ее воображения, но теперь начал сомневаться. Непохоже, чтобы у Хилари была тяжелая контузия. Она не кажется потерянной, возбужденной или оцепеневшей – только уставшей. А то, что она не кричит и не возмущается, пытаясь доказать свою правоту, больше всего убеждает в правдивости ее слов. Хилари быстро приходит в ярость, но в этот раз она рассказала всю эту историю с убедительной невозмутимостью.

– Ты по-прежнему считаешь, что я выдумываю? – неожиданно прошептала она ему на ухо.

В ее голосе звучала нотка обиды, но он был очаровательным и мягким. Генри нравились женщины с мягким голосом. Он был сильно взволнован и тронут. Наконец он произнес:

– Хилари…

– Да, дорогой?

– Я только хочу спросить… Пойми меня правильно, но послушай, ты действительно уверена, что все это было на самом деле?

– Клянусь, это правда.