- Пытаюсь понять, могут это быть два преступления или нет... Знаю, сама эту версию предложила, но что-то тут тогда не сходится. И Корнеев говорил, что это что-то личное, и Кузнечик тоже.

- Скорее всего, это все же один человек, – согласно протянул Игорь. – Для двоих это все слишком надумано, да и не бывает таких совпадений. Слишком все идеально сошлось. Хотя до конца эту версию нельзя отметать.

- А кто это, мы как не знали, так и не знаем... – вздохнула Лера. Громов криво усмехнулся.

- И на что, интересно, мы надеялись?

Они еще немного постояли, глядя на толпу артистов. Вернулся Михаил, и от Леры не укрылось, что его глаза заметно покраснели. Грузин, будто никого не замечая вокруг, пошел к ним, сел рядом с ними на диванчик и спрятал лицо в ладонях.

- Простите ради бога, – глухо попросил он. – Все, что я там наговорил... Чувствую, раскрыл я ваши карты, не надо было говорить, что ты, Игорь, ищешь этого подонка. Просто я почти уверен, что он здесь, понимаешь? Вот печенкой чую, здесь он, среди нас.

- Не извиняйся. Он бы все равно обо всем узнал. Может, уже знал до твоих слов, что скорее всего. Я для него угроза, Лера – свидетель. Так что мало что изменилось.

- Я уж думал, может, зря я ее сюда привез... Может, не было бы ничего этого тогда, и Настенька жива бы осталась, и ты бы не страдал так после развода вашего...

Игорь кашлянул, искоса глянув на Леру. Она сделала вид, что ничего не заметила, но противный червячок обиды где-то у нее на душе остался, в этом он был уверен. Он устало прикрыл глаза.

Вот надо было дяде Мише именно сейчас обо всем этом заговорить! Только-только он поверил, что после вчерашнего у них с Лерой все наладилось, что он придумал все эти проблемы, и вот – на тебе!

Да и страдал – это слишком сильное слово. Злился, да, может, даже ненавидел поначалу. Но страдания в полном смысле этого слова – это не про него.

Хотя чем он тогда сейчас занимается, если не себя грызет и не страдает от этого же?

- Дядь Миш, а ты ведь Настю лучше всех знал, – вдруг проговорил Игорь. Михаил, подняв голову, кивнул. – Она ничего не говорила, может, у нее недоброжелатели появились или, наоборот, поклонники?

- Нет, не рассказывала, – понуро отозвался грузин. – Она вообще последнюю пару месяцев сама не своя была: погрустнела как-то, осунулась, будто в ней что-то погасло, не знаю даже, что. Она же всегда в людей верила, видела в них только хорошее!.. Вот за что ее, а? За что?

Лера осторожно коснулась его плеча, и Михаил снова расплакался. Глядя на него, она вдруг почувствовала укол совести. За это она порой не любила свою профессию – за необходимость иногда причинять людям лишнюю боль, особенно тем, кто только что потерял кого-то близкого. Отчасти поэтому она занималась новостями культуры и искусства, записывая интервью и оставляя некрологи другим. А в этот раз все пошло совсем не так, как должно было.

Зазвонивший у Игоря телефон заставил их всех вздрогнуть. Извинившись, он отошел к окну и взял трубку.

- Игорь, мы у проходной, – грустно сообщил ему голос матери – должно быть, увидела фотографию Насти. – Как ты?

- Нормально, мам. Мы сейчас подойдем.

Он не стал слушать дальше – просто сбросил звонок. На сердце и без того было тяжело, так сейчас еще и мама начнет выражать сочувствие, в этом Игорь не сомневался ни секунды. И вот как объяснить, что его скорбь не такая глубокая, как думают все вокруг? Особенно мать и Лера?

Он хмуро глянул в окно, где сквозь плотные шторы пробивались редкие лучики солнца, и пошел к дверям, на ходу кивнув Лере.

Родителей Игорь увидел рядом со Степаном Семенычем. Мама скромно стояла возле окна, пока отец, повернувшись спиной к дверям, беседовал со старым вахтером, который даже будто ожил – так сильно ему хотелось поделиться опытом с более молодым поколением, пусть даже разница была от силы лет в двадцать.

Завидев сына, Оксана Борисовна просияла улыбкой и тут же кинулась ему на шею. Лера тактично посторонилась, когда Громов-старший оглянулся, и ей удалось его рассмотреть.

На короткий миг ей показалось, что она глядит на Игоря – так сильно были похожи отец и сын. Разве что в облике Андрея Тимофеевича было чуть больше суровости, да и выглядел он солиднее – даже в черном свитере в мелкий вязаный узор и темно-синих джинсах.

Поздоровались Громовы довольно сдержанно, если не сказать холодно. Андрей Тимофеевич старался на сына почти не смотреть, словно ему было стыдно. Игорь, напротив, глядел, не отрываясь, выискивая малейшие признаки фальши в лице отца и явно их не находя.

Дружной компанией они отправились на основной манеж. Мужчины ушли чуть вперед, и Андрей Тимофеевич рискнул завязать с сыном легкий, ненавязчивый разговор. Оксана Борисовна, в свою очередь, поравнялась с Лерой.

- Простите, что мы так свалились, как снег на голову... Еще со всеми этими событиями, если бы не Гена, мы бы и не узнали ни о чем. И похороны эти... да и Игорь сам по себе человек непростой, а тут мы с Андреем...

Ей хотелось спросить «а если не сейчас, то когда?» – но она сдержалась.

- Как вы думаете, они помирятся? – вместо этого тихо поинтересовалась Лера. Оксана Борисовна пожала плечами.

- Кто же их знает... С ними всегда так: никогда не угадаешь, что задумает каждый из них. Когда в семье только один такой человек, еще можно смириться, а вот когда их два... Знаете, было время, когда они могли часами проговорить на самую мирную тему, посмеяться, а потом вдруг разругаться в пух и прах из-за ерунды и не разговаривать неделями. Это совершенно непредсказуемые мужчины.

Оксана Борисовна лукаво покосилась на Леру. Та этого не заметила – смотрела в спину Игорю и чувствовала, что с каждым шагом напрягается все сильнее, и сама не понимала, почему.

В зале она почти не видела, как на арену выходят львы и тигры – смотрела на родителей Игоря. Ей хотелось, чтобы рядом были и ее родные: чтобы мама снова заваривала вечерами какао, и они бы говорили до утра, пока отец возится на кухне с цепями от соседского велосипеда, который Пашка опять загнал в канаву. Чтобы поздно вечером, когда она вернется с учебы, папа тихо спросил, как у нее дела, и она бы рассказала, что ее курсовую опять не приняли из-за придирки к титульному листу, что на подработке ей почти не дают заданий, считая недостаточно опытной, а, значит, ни о каких лишних деньгах можно даже не заикаться. Что все ее друзья в очередной раз собрались на прогулку или дискотеку, звали и ее, но она по привычке отказалась, потому что ей некогда и нечего надеть...

А еще до жути хотелось, чтобы мама просто сказала, что все будет хорошо, как в детстве, когда веришь каждому ее слову, и даже мысли не возникает, что может быть как-то иначе, а не так, как она обещала.

Она устала все время быть сильной. Постоянно одна, лицом к лицу что с проблемами, что с радостью. Единственная подруга уехала на постоянку в Калининград и давала о себе знать разве что по праздникам, так что даже выговориться толком было некому. Наверно, еще и поэтому она была хоть чуть-чуть довольна тем, что в ее жизни был Ник – пусть так, без поддержки, но хотя бы какое-то ощущение близкого человека рядом.