Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Господи… – только и могу выдохнуть. – Так он знал, где основные разработки?
– Нет. В портфеле обнаружили только черновой, сырой материал. Очевидно, Павел не делился секретами ни с кем. Даже его близкое окружение не знало о формулах. Мне кажется, Борисенко пустился в бега, желая сохранить материалы. Он предвидел, что ими будут интересоваться… Ну… или хотел в будущем присвоить труды себе.
– Не уверена. Главный врач говорил, что в Швейцарии появился материал, похожий на разработки Павла, – произношу с сомнением. – Забудьте о благородных целях, Мирон Альбертович. Все они хотели нажиться на Павле – Вика, Борис… Все.
– Будем разбираться, Софья Васильевна. Сколько ниточке не виться, все равно придет конец. Так что… На всех найдется управа. Кстати, я договорился о свидании с Марком. Вы не передумали?
Хорошо, что сейчас ночь и мы говорим по телефону… И мой пунцовый румянец никто не видит.
– Нет, – отвечаю дрожащим шепотом. – И когда… свидание?
– В пятницу.
Глава 43
Софья.
Под ногами шуршит красно-желтая листва, воздух полнится неповторимым парфюмом осени – запахом астр, горячего глинтвейна, апельсина и корицы, свежей шарлотки из духовки, мокрой земли и озона… Глубоко вдыхаю тишину и умиротворение осеннего парка и перевожу взгляд на Алёнку.
– Молчишь, Тарасевич? Что ты решила с Марком? Он уже знает, что ты собираешься усыновить Ваню?
– А что решать? – фыркаю, любуясь спящим в новенькой коляске сыночком. Коллеги скинулись и помогли мне купить Ванечке качественный транспорт для прогулок. – Барсов не из тех, кто воспитывает чужих детей. К тому же его жена беременна. Зачем я ему?
Все ложь… От первого до последнего слова. Мое безразличие и пустые слова. Высказывание об отношении Марка к чужим детям. Ложь, да и только… Потому что я успела запомнить, как он смотрел на Ваню, играл с ним и разговаривал… И как горели его глаза при взгляде на меня с малышом в руках.
– И он в тюрьме, – осторожно проговаривает Аленка, отбрасывая носком ботинка ворох листьев. – Неизвестно, надолго это все или…
– Его не имеют права держать в СИЗО без предъявления обвинения. Если до сих пор не выпустили, значит, обвинение есть… Дело расследуют. И я верю, что Мирон разберется во всем. Марк не брал никаких взяток, я почти уверена, что руководство концерна нацелилось его напугать, поставить на место, – отвечаю, стараясь сохранить хотя бы видимое благоразумие.
– Лишь бы это не зашло далеко, Сонь. Вы когда встречаетесь? – произносит Аленка, взмахивая рукой в сторону деревянного ларька с кофе и горячей выпечкой. – Будешь кофе?
– Да, сегодня на удивление холодно, – соглашаюсь я.
– Ничего, Сонька. Тебя скоро согреют сильные мужские руки и горячие губы.
– С ума сошла? В СИЗО? Боюсь, нам дадут пять минут… Максимум… В пятницу иду к нему.
– Ты покраснела, душа моя, – Алёнка намеренно искажает голос на старушечий. – Иди завтра на педикюр и… Ну, в общем, все процедуры, которые должна делать женщина. Я посижу с Ванюшкой. Мне на работу только послезавтра.
– Это будет нашей маленькой тайной, Алён. Я никому не скажу, что ты устроилась уборщицей. Странно, что руководство концерна не заподозрило ничего! У них даже мысли не возникло, что такая ослепительная красотка пришла к ним неспроста.
– Так я пришла в страшных штанах и дурацком берете, – смеется Аленка. – Видела бы ты меня, Тарасевич. Обхохочешься. Я еще изображала нервный тик, смотри, вот так, – Алёнка смешно подмигивает.
Я улыбаюсь, согревая ладошки о горячий стакан кофе. Ненадолго отвлекаюсь от терзающих душу мыслей. Что, если Алёнка права, и делу дадут ход? Марка подвергнут суду, выгонят с работы… И все из-за меня… Из-за глупой привязанности. Неужели, он сумел поставить на кон свою жизнь, ради того, чтобы помочь мне разобраться с этим делом?
– О чем думаешь, Сонь… На тебя больно смотреть. Сонька, я сделаю все, что смогу, слышишь? – Аленка легко касается моего локтя. – Я уборку устрою в кабинете директора. Обыщу стол и тумбочки, фотки сделаю…
– Ох, Алёнка, если бы дело было только в Павле… Я выбросить не могу Марка из головы. Но и против совести пойти не могу… Как так – крутить роман с мужиком, у которого жена беременная. Кощунство, аморальность, беспринципность…
– Ой, Сонь, не надо меня своими сравнениями забрасывать. Знаю я… жену эту. Он ее не любит, да и ей, судя по всему, ребенок не нужен.
Сами того не замечая, мы выходим из парка на проспект Зои Космодемьянской. Прямо за ним небольшой тупик, где и находится злосчастный концерн. Вернее, его административный корпус. Все производственные здания располагаются за городом, вдали от жилых домов.
– Вот, Тарасевич! Ноги сами привели меня к новому месту работы. Я буду трудиться на седьмом этаже, представляешь? А директор сидит на пятом. Короче, я тебе схему здания нарисую, если надо. Я уже успела кое-что пофоткать. Запомнила, как зовут завхоза, имена ее мужа, детей, собаки…
– А это еще зачем? – удивленно вскидываю бровь.
– Для коммуникации, вот зачем.
– Ты же моя… умница, – обнимаю Алёнку и треплю ее по щеке. – Я бы пропала без тебя, так и знай.
Мы дурачимся, шагая по узкой дорожке, ведущей к зданию. А потом в периферию моего зрения врывается ужасная картинка… Неожиданная, отвратительная, неправдоподобная… Этого не может быть… Только не со мной, не в этой жизни, не на этой планете. И не сегодня… Когда я провожу время с сынишкой, пользуясь законным отгулом.
К площадке возле входа в здание подъезжает знакомый автомобиль. Водитель паркуется и выходит, озираясь по сторонам. Поднимает воротник осеннего длинного плаща и заботливо прижимает к груди черный пухлый портфель.
– Ты видишь этого человека? – шиплю подруге, мгновенно остановившись.
– Вижу. Невзрачный типчик, не то что наш Барс!
– Быстро дуй за ним! Меня он знает, а тебя никогда не видел.
– Слушаюсь, – испуганно кивает Алёнка и походкой от бедра, медленно и непринужденно плывет к входу в здание.
Они оба скрываются в его блестящей пасти. Высотка и правда напоминает серебристую акулу – серый фасад из сверкающей плитки, цветные панорамные окна, отражающие скромные лучи осеннего солнца. Кажется, войдешь туда и сгинешь насовсем…
От волнения я закашливаюсь. Мне надо уйти отсюда. Спрятаться в нейтральном месте, пока Алёнка не вернется. Ванечка спит, посасывая пустышку, по тротуару неспешно бредут люди, пролетают велосипедисты и дети на роликах. Кажущаяся безопасность, ненастоящая… Как призрак или эфир. Или ветер. Крепко сжимаю