Шими представлял Карпатские горы местом, где все денно и нощно живут в страхе неминуемого бедствия.

Мать хорошо подготовила Шими к жизни.

Эфраим умер?

«Скончался», — прозвучало немного раздраженно из автоответчика.

«Если это номер мистера Шими Кармелли, то мой печальный долг уведомить вас, что ваш брат мирно скончался во сне два дня назад. Буду признателен, если вы перезвоните и уведомите, тот ли вы человек, которому я пытался дозвониться».

Шими перезванивает, на том конце тоже включается автоответчик. «Да, — говорит он после гудка, — вы дозвонились тому, кому хотели. Но я не знаю, кто вы и откуда звоните. Можете больше рассказать о том, что произошло? От чего умер мой брат? У вас есть информация о похоронах? Буду вам признателен…»

Он тоже раздражен.

Два дня назад. За это время у Эфраима уже остыли конечности. Автоответчики обмениваются предупреждениями.

Старенький компьютер знакомит Шими с электронным письмом, в нем содержится предложение приобрести по дешевке партию виагры.

Но ему нужна не виагра, а корень мандрагоры.

24

«Дело в моих ногах?» — спрашивает себя вдова Вольфшейм.

Она изучает перед высоким зеркалом свои ноги. Лодыжки по-прежнему изящны, пятки аккуратны, подъем к большой берцовой постепенен, таранная кость не торчит. Один знаменитый ювелир обхватил однажды лодыжку вдовы Вольфшейм большим и указательным пальцами и поклялся изготовить в честь этакой прелести ножной браслет. Икры тоже приятной округлости, сильные, но не мускулистые. Выше проявляются обычные проблемы, но она набралась за жизнь опыта, как манить, не приоткрывая, даже тем, что выше. Ни одна женщина в Лондоне не умеет лучше нее садиться и вылезать из автомобиля. Однажды она даже записала видеоролик с демонстрацией этого своего искусства для озабоченных своим возрастом; правда, у нее нет уверенности, что запись кто-то посмотрел.

Для стариков это, наверное, слишком.

Нет, насколько она может судить, с ногами у нее все в порядке, а вот с загадочностью возникли проблемы. Никогда еще ее не оставляли в «Дорчестере» одну, вынуждая самой платить по счету.

Она пережила много личных утрат, отважно преодолевала недуги, но теперь усомнилась, что у нее остаются силы тянуть дальше. Если начистоту, зачем это все?

Но это всего лишь мимолетное колебание. У нее еще найдутся силы. Она из тех, кто заслуживает героизации за свое умение справляться с требовательным возрастом и придавать старению очарования. Старух, цепляющихся за свою красоту, всегда высмеивают, как будто достойнее уступать дряхлости. Но не одно тщеславие побуждает женщин за восемьдесят заботиться о внешности; дело может быть и в эстетической серьезности, в благодарности богам за дарованную некогда красоту молодости, в желании способствовать эстетическому совершенствованию человечества, это может быть актом уважения к тем, кто заботится о внешнем облике всего на свете, проявлением преклонения перед самой жизнью. Далеко не совпадение, что женщины, отвечающие этому описанию, почти всегда так щедро жертвуют на благотворительность. Ибо их жизнью руководит долг.

Такой она и останется до самого смертного часа: будет покупать новую одежду, посещать раз в неделю свою парикмахершу, платить личному тренеру, заботящемуся о ее телесной гибкости и мышечном тонусе, бороться с нежелательными признаками утомления на лице, председательствовать на благотворительных собраниях, пусть и не помня порой, как расшифровываются их аббревиатуры.

Есть и другая причина, по которой она не поддается приступу малодушия. Она думает не только о внуках, но и о своей матушке. Она не единственная на свете вдова Вольфшейм. Правда, старшая вдова Вольфшейм давно забыла о существовании младшей. Ее погруженность в себя другого свойства, чем у дочери. Она сохраняет себя не в целях улучшения мира, а по повелению того же внутреннего демона, который помыкает малыми детьми; ей неважно, доставляет ли она другим удовольствие или причиняет неудобства. Тугой ошейник ее эгоизма неподвластен плоти и разуму. Сгусток несокрушимой воли, весящий меньше годовалого ребенка, старшая вдова Вольфшейм малюет помадой окрестности рта и гордо возлежит в собственной постели посреди собственного дома, имея единственную цель: пережить всех, кого когда-либо знала, хотя никого из тех, кого знала, уже, конечно, не помнит. Она больше не узнает родную дочь, но все равно связана с ней день и ночь благодаря новейшей технологии 4G, доступ к коей обеспечивается огромной клавишей срочного вызова. Срочная нужда возникает у старшей Вольфшейм ежечасно. Она давно уже забыла, кому сообщает, что испытывает голод, жажду, что ей одиноко, хочется подвигаться или помыться. Ее нуждами занимается целая бригада, но только дочь, ставшая неузнаваемой, способна удовлетворять самую важную ее нужду — терзать ту, которую она больше не узнаёт.

Младшая вдова Вольфшейм принимает это как закон природы. Она надеется, что не будет терзать собственных детей, когда настанет ее очередь, хотя подозревает, что все-таки будет. Изредка она выключает телефон, как поступила, пригласив на чай Шими Кармелли. Делая так, она мучается угрызениями совести, боясь, что ее мать, мертвая во всех остальных отношениях, выберет именно этот момент, чтобы совсем умереть. Но должна же у нее быть собственная жизнь! Это тоже закон природы. Немудрено, что она впадает в уныние, когда эта жизнь обходит ее стороной.

При наличии у младшей вдовы Вольфшейм самых убедительных оснований для того, чтобы наплевать на природу, разодрать подушку и по одному запихать все перышки в неутомимый рот старшей, она этого не делает. «Она меня переживет, — часто думает Ванда Вольфшейм. — Возможно, она переживет даже моих внучек, а то и, чем черт не шутит, весь человеческий род». И все же она продолжает отвечать на звонки матери; когда не получается унять волну поношения по проводам, она навещает ее лично и получает все это от лепечущего полутрупа прямо в лицо, в виде слюны.

В Северном Лондоне она не единственная вдова, знакомая с этой изнанкой жизни. Большинство ее подруг так же подключены к своим мамашам, родившимся еще до Великой Войны. Все это описывается языком материнской хрупкости и дочернего долга, но на самом деле может быть завершающей битвой той Войны — между умирающими и уже почти умершими — за последнее дуновение внимания, за последний глоток воздуха, за заключительное слово.

Нет отношений безжалостнее отношений матери и дочери. Но что толку в этом знании? Больше пользы в совете рожать только сыновей.

Для вдовы Вольфшейм и ее вдовых подруг эти годы могли бы стать долгожданным и заслуженным вознаграждением за тоскливый брак с неверными мужьями и за неблагодарный родительский труд. Дети разлетелись или больны, мужья лежат там, где уже не могут расчесывать комариные укусы неправедной похоти. Вдовий удел известен: забвение чести, любви, повиновения, несчетных друзей,