я ходила с мамой по городу, она, поздоровавшись с проходящей мимо женщиной, принималась рассказывать мне о том, что, как казалось той женщине, никому не известно. И я погружалась в истории измен, убийств и краж, которые тянулись вот уже три поколения. «Ее отец перепахал бульдозером кладбище и построил там дом, которым она так гордится», – улыбаясь, шептала мне мама. Или: «У них с мужем есть договоренность. Если в паре изменяют друг другу оба, то это не считается изменой».

Я росла, погруженная в секреты маминых ровесников, и была достаточно наблюдательна, чтобы замечать схожие сюжеты в своем поколении. Но я все держала при себе. Меня лишь удивляло, что люди считают, будто, наговаривая на окружающих, могут скрыть собственные грехи.

– Кажется, нам стоит отнести в «Наш дом» корзинку с подарками, – произнесла я. – Извиниться. И сказать что-то вроде: «Вы здесь люди новые, а мы не оказали вам должного приема».

Луиза даже не улыбнулась. Я была высокой змеей в низкой траве и уже спешила вперед. «Наш дом», – крутилось у меня в голове.

Глава четырнадцатая

В машине я проговаривала то, что собиралась сказать. «Наш дом» недавно переехал в одно из самых ветхих зданий города. Раньше там – по диагонали от парковки, на пересечении улиц Марвен и Конвеншн – располагалась заправка, которую следовало бы снести еще лет двадцать назад. На дворе был август, но все окна здания были заколочены досками, и с улицы нельзя было увидеть, что происходит внутри. И все-таки бар располагался на видном месте: через два дома – полицейский участок, рядом – библиотека. А прямо напротив бара, над зеленой разделительной полосой, развевались флаги Арканзаса и США. Люди просто решили не замечать «Наш дом».

Я надела свой лучший наряд – сероватое льняное платье в матросском стиле с вышивкой – и взяла блокнот в розовой кожаной обложке. В него я записывала имена врачей и медсестер. Этот блокнот служил мне чем-то вроде талисмана, за который можно подержаться, когда предстоит важное дело. Я вошла в бар, как только он открылся. На часах было пять, но из-за заколоченных окон мне показалось, что на дворе полночь. На меня обрушилась стена застоявшегося запаха табака и голос Билли Айдола, исполнявшего «Eyes Without a Face».

Слева от входа стоял высокий мужчина примерно моего возраста. Он протирал один из деревянных столов. Его темно-рыжие волосы были зачесаны назад. У корней они были прямыми, но ближе к концам начинали виться и опускались до плеч. Мужчина посмотрел на меня и удивленно поднял брови, заметив блокнот.

– Здравствуйте, – произнесла я своим самым слащавым голосом. – Мне бы хотелось поговорить с владельцем заведения.

Мужчина облокотился на угол стола и скрестил мощные руки, сжав тряпку в кулаке. Он по-прежнему неотрывно смотрел на мой блокнот.

– Приятно познакомиться, – сказала я. – Меня зовут Рут Беркс.

– Пол, – ответил мужчина таким тоном, будто ему ужасно не хотелось раскрывать мне даже свое имя. – Я управляющий.

– Пол… – произнесла я. Называть свою фамилию мужчина не собирался. Ладно, ничего страшного. – Послушайте, мне кажется, вы сможете мне помочь.

– Смотря что вам нужно.

– Сейчас объясню. Ну, в общем… – Вся моя заготовленная речь упорхнула в окно. – Я пытаюсь помогать людям. Молодым ребятам. Они заражаются СПИДом и умирают, и мне нужно с этим как-то разбираться.

Мужчина, кажется, смутился.

– Вы что-нибудь знаете о СПИДе? – спросила я.

– Это что-то из Сан-Франциско?

– Я не говорю, что очаг заражения в вашем баре, – сказала я. – Это беда всего Арканзаса. Я помогала многим и точно знаю, что СПИД есть и в Хот-Спрингсе.

– Сколько случаев?

– Я похоронила дюжины две мужчин. Иногда прах присылают…

– Похоронили?

– Да, они все умерли.

– И вы сами их похоронили?

Я пригладила юбку.

– Да.

– Сколько им было лет?

– В среднем? Двадцать два. Двадцать три. Совсем молодые.

– Уайнленд.

– Что, простите?

– Пол Уайнленд, – сказал мужчина, опуская руки. – Это мое полное имя.

– О, мне просто послышалось, что вы предложили выпить.

– Это намек? – спросил Пол.

– А вы предлагаете? – улыбнулась я. – Я бы не отказалась от биттера с содовой, и мы могли бы с вами все обсудить. И добавьте лайм, пожалуйста.

Пока Пол готовил коктейль, я села за столик, который он только что протер. Пол сказал, что все постоянные посетители бара здоровы.

– Если бы кто-то был болен, я бы точно знал, – произнес он, подходя к столу. – У нас здесь компания довольно тесная.

– Да, вы бы знали, – согласилась я. – Парни умирают очень быстро. Но ведь человек может болеть и не подозревать об этом много лет. И в один момент его не станет. Тут главное – сделать так, чтобы люди не могли заразиться и случайно передать болезнь кому-то другому. Один мой знакомый врач готов проводить исследования на СПИД, никого не осуждая и не задавая лишних вопросов. Мне кажется, что почти никто не знает самых основных правил.

– То есть? – Пол вскинул брови.

– Презервативы. Их нужно использовать обязательно.

Брови Пола поднялись еще на одно деление.

– Вы знаете много таких, как мы?

– Пресвитерианцев? – пошутила я.

– Геев.

– Теперь да. И у меня есть двоюродный брат на Гавайях. Это он покрасил меня в блондинку. А еще в детстве у меня был друг. Он, конечно, никому не рассказывал о своей ориентации, но даже Хелен Картер[26] наверняка бы все поняла…

Пол засмеялся.

– Прошу прощения, это не слишком грубо?

– Мне нравятся грубые шутки, – ответил Пол. – Так, значит, вы не чайка?

– Кто?

– Женщина, которая липнет к геям.

– А что, похожа?

– Нет, мэм, – со смехом ответил Пол.

– И хорошо, потому что я могу быть кем угодно, но точно не чайкой.

– А ведь сначала я подумал, что вы пришли сюда с Библией наперевес, – сказал Пол, показав на мой блокнот. – Вы похожи на человека, который ходит в церковь.

– Я хожу в методистскую церковь, – ответила я. – Так что ваши слова мне приятны. Но я пришла по другому поводу. – Раскрыв блокнот, я показала его Полу. – Видите? Я все записываю. Я очень серьезно к этому отношусь.

– Почему?

– Что значит почему?

– Почему вы так серьезно к этому относитесь?

Я сделала большой глоток. Я и сама постоянно задавалась этим вопросом, и мне хотелось дать Полу по-настоящему обдуманный ответ.

– Просто все происходящее кажется мне неправильным, – наконец произнесла я. – Да, неправильным. Вы сказали, что я похожа на человека, который ходит в церковь. Да, я прихожанка церкви, но верю по-настоящему. Иисус суров. Он призывает нас совершать правильные поступки, а правильный выбор всегда самый сложный.

– Хорошо, но в следующий раз, пожалуйста, не упоминайте Иисуса.

– О, не волнуйтесь.

– Здесь он для многих вроде бывшего парня.

– Понимаю, – сказала я. – Так, значит, я могу вернуться?

– Приходите в субботу вечером, – ответил Пол. – Дважды в месяц у нас проходит дрэг-шоу. На него стекается полгорода и все туристы.

Мои глаза так привыкли к темноте, что, когда я вышла на улицу, окружающий мир показался мне слишком ярким и жестоким.

Я сказала Митчу, что занята, и в субботу вернулась в «Наш дом» на дрэг-шоу. Мне не хотелось брать Митча с собой, ведь я и так достаточно сильно ощущала себя чужой в этом баре.

Количество машин, припаркованных за баром, производило впечатление! Внутри было жарко, как в парилке без вентиляции. Из колонок гремела песня Донны Саммер «She Works Hard for the Money», и мне показалось, будто я очутилась в музыкальном клипе. Блондинка в толпе мужчин.

Но это было ложное впечатление. Через угол бильярдного стола перепрыгнула женщина, которая, видимо, очень спешила со мной поздороваться.

– Рут! – воскликнула она.

– Сюзанн, – улыбнулась я.

Сюзанн работала в цветочном магазине и была местным мотополицейским. Мы с ней были знакомы с шестого класса.

– Не видела тебя здесь раньше, – сказала Сюзанн.

– Я здесь