Она допила свой кофе.

— Клуб «Шарада» нам еще пригодится, — сказала она после долгой паузы. — Кору бородатую и карлицу я в обиду не дам. Возле клуба Саянова убили — и заметь, ни Кора, ни Маришка этому убийству не удивились. Они ко всему там привычные. Ни в какую защиту они не верят, ни в МУР, ни в правосудие, ни в суд. Я это по их глазам читаю. Думаешь, мне, майору полиции, десять лет органам правоохранительным отдавшей, легко это осознавать? И вот такому раскладу, такому новому порядку я не намерена подчиняться.

— Ладно, мы сами раскроем эти убийства. Без МУРа. — Катя допила свой латте тоже. — Только если честно, не хочется выть по-волчьи, Лилечка.

Лиля слабо, как-то растерянно улыбнулась.

Мы не должны терять почву под ногами…

Мы еще можем цепляться за какие-то профессиональные идеалы…

Катя думала об этом, и три убийства словно отходили на второй план. Но ведь именно это самое главное, весь смысл в этом — раскрыть.

Вещи, что казались раньше сами собой разумеющимися — например, сотрудничество с коллегами из других ведомств и управлений и обмен информацией — теперь будто в иной плоскости.

Точки опоры… незыблемые прежние точки опоры — сейчас тоже утрачены, так, что ли?

Катя гнала от себя такие мысли.

Настроение ее резко упало. В этот день, кроме тягостных дум, не приходило на ум ничего.

А в десять вечера ей на мобильный неожиданно позвонил Данила.

— Привет, это я.

На том конце играла громкая музыка. Голос Данилы приглушен.

И мысли Кати как-то сразу все рассыпались на кусочки, подхваченные ритмом этой музыки.

— Билеты на завтра, на премьеру.

— На завтра?

— Ты же сказала, что пойдешь со мной в Большой.

— Данила, я…

— «Легенда о любви».

— Что?

— Балет так называется. Они возобновляют его. Завтра премьера. Вся Москва сползется глазеть. Где мы встретимся?

— Давай у театра.

— Я могу за тобой домой заехать, диктуй адрес.

— Нет, у меня завтра много дел. Лучше давай у театра.

— Хорошо, — Данила кротко согласился, — в половине седьмого у белых колонн.

— Спасибо тебе.

— За что?

— За билеты в Большой. — Катя усмехнулась.

— Я тут думал…

— О чем?

— То есть вспомнил… ты и правда в школе никогда не носила косичек, как моя сестра Женька. Все, до завтра!

Катя смотрела на погасший экран мобильного, Данила дал отбой. Этого парня, как и других, они подозревают в совершении убийств. Этот парень только что назначил ей свидание с походом в театр.

Этот парень — брат Жени…

Его тетка Раиса Лопырева открыто намекнула тогда за столом: Катя ему понравилась, и предупредила, что Катя — мужнина жена.

Завтра они встретятся, и уже не под недреманным оком семьи в Прибрежном.

И…

Нет, нет, нет…

Но даже Лиля отметила, что Данила красив как бог.

И тут Катя с тупым изумлением поняла, что завтра — выходной, суббота. И ей нечем заняться до самого вечера. Или есть чем?

В десять утра в субботу Катя уже сидела в кресле в салоне красоты на Фрунзенской набережной.

Такси она вызвала на шесть и к белым колоннам Большого не опоздала ни на минуту. Как много народу! Театр, премьера…

Поток зрителей тек в фойе, вокруг колонн крутились спекулянты билетами, предлагавшие лучшие места в партере за баснословные суммы. Катя огляделась — ну вот, я тут, а парень опаздывает.

— Добрый вечер.

Нет, он не опоздал, он просто подошел сзади.

— Привет. — Катя чувствовала — он разглядывает ее оценивающе.

И тут Данила молча взял ее руку, словно они давно уже были сложившейся парой, и повел в фойе.

Большой театр…

Катя вздохнула полной грудью — сам воздух его…

Очень много позолоты, сусального золота, нарядная столичная публика. А зал — алый с пурпуром. Золото, золото, золото ярусов.

Билеты Данилы оказались в ложу первого яруса. Идеальный обзор сцены, закрытой золотым занавесом.

— Красиво тут стало после ремонта, — сказала Катя.

Данила галантно усадил ее — в ложе их только двое. Он сел рядом.

— Девушку свою сюда на балет водил? — спросила Катя.

— Какую девушку?

Ту самую, убитую в машине, — девушку по имени Анна, что писала посты в блогах. Мне назвать вот сейчас ее фамилию и имя? И все испортить? Он с удивлением поднимет брови — откуда знаешь, а потом… он догадается, он же умный мальчик, Данила, и всегда им был.

— Женя сказала, что у тебя водятся время от времени.

— Я провожу время. Точнее, убиваю его.

— Время? — уточнила Катя.

— Угу.

— А как еще ты убиваешь? — спросила Катя.

Данила посмотрел ей прямо в глаза — нет, он уже не оценивал ее и не раздумывал, как ответить. Что-то иное в его взгляде в упор.

И тут в их ложу вошел Герман Дорф. Катя обратила внимание — Герман в смокинге. Данила в черном костюме и белой рубашке без галстука, а этот — в смокинге.

— Добрый вечер, — поздоровался Герман, — Катя, вы ослепительны.

— Спасибо, Герман. — Катя подумала — он не удивился, увидев ее в театре рядом с Данилой. Ну конечно, там за столом, дома, он слышал его предложение про Большой. И это первый случай, когда Герман обратился к ней напрямую — и надо же, с комплиментом.

— Заметили, что в этом сезоне сплошь и рядом в афишах «Борис Годунов», — Герман встал у парапета ложи, спиной к залу. — Типа, достиг я высшей власти, но счастья нет моей душе. Ну, все нет и нет, типа того.

— Тут сегодня, вообще-то, балет «Легенда о любви», — сообщил Данила.

— Правда? Я даже в программку нос не сунул. Думал, опера. Многие театры царя Бориса ставят. — Герман понизил голос до шепота: — А начнут театры сплошь и рядом вдруг ставить пьесу «Дракон», то в театры отправят ОМОН.

— А почему шепотом? — спросил Данила.

— Вырабатываю привычку.

— Ты шепчешь на ухо всем и каждому, Цинна. Ты шепчешь то, что можно всем сказать громко. И до того засел в тебе такой недуг, что на ухо, Цинна, ты и Цезаря хвалишь.

— Иди ты со своим Горацием.

— Это Марциалл, эпиграммы, — пояснил Данила. — С кем ты сегодня тут?

— А вооон в проходе… Группка активистов из КСПП — это коммунистический союз православных передовиков, — Герман осклабился, — таежный пул из Сибири. Комитет Раисы Павловны пригласил их на «круглый стол», а это, так сказать, столичная культурная программа для них. Организовал, чтоб увидели Большой во всей красе. А то они только концерты металлистов запрещать там у себя горазды да в академгородке крестные ходы предложили устраивать во ниспослание «нобелевки».