Эхо – не в переносном, а в прямом смысле – это ещё и третья отличительная особенность данидинского саунда: песни здесь зачастую как будто бы тонут в звонком гитарном мареве. Интересно, что местные музыканты в шутку называют свою родину «шумной страной»: «Noisy Land» – если произнести это словосочетание без паузы, то получится «Neuseeland» (так название страны звучит, например, на немецком языке). Главные местные нойз-рокеры – это проект The Dead C, не входивший в круг артистов лейбла Flying Nun, однако и в бэк-каталоге этой компании тоже встречались группы, явно стремившиеся выкрутить ползунок шумовых эффектов на максимум: например, The Gordons (во многом предвосхитившие нойз-роковые эксперименты американцев Sonic Youth), 3Ds (заслужившие прозвище «новозеландских Pixies») или Jean Paul Sartre Experience.

Последней группе со временем пришлось редуцировать свой эстетский заголовок до аббревиатуры JPS: вмешались наследники Жана-Поля Сартра, видимо, решившие, что новозеландские музыканты стремятся незаконно разбогатеть на имени выдающегося французского писателя. Это, конечно, было не так – задачи разбогатеть перед артистами Flying Nun до поры до времени просто не стояло, поскольку она казалась заведомо невыполнимой. Зато словосочетание Jean Paul Sartre Experience свидетельствовало о высоком интеллектуальном уровне обитателей Данидина (не зря единственное, чем этот город был по-настоящему известен на весь мир, это университет, в котором, например, в своё время проводили знаменитый «данидинский эксперимент» – изучали повадки тысячи новозеландцев на протяжении нескольких десятилетий, чтобы определить, как условия, в которых проходит детство, влияют на дальнейшую жизнь). И, как ни странно, это была не единственная местная группа, отсылающая к французской литературе – другой, ещё более знаковый для сцены Flying Nun состав, назывался The Verlaines. Их фронтмен Грэм Даунс имел музыкальное образование и слушал не только The Velvet Underground, но и, например, Густава Малера, и карнавальная средняя часть хитовой песни «Death and the Maiden» явно указывает на его знакомство с не самыми очевидными источниками – а может быть, просто на богатое творческое воображение. Поётся же в припевах композиции буквально следующее: «Ты закончишь как Рембо, примешь смерть от пули Верлена».

Каковы же были принципы лейбла Flying Nun? Первый и самый главный – полная свобода самовыражения, причём во всём: в музыке, в оформлении, в дизайне, в сценической презентации, в технологии записи. Вряд ли The Verlaines позволили бы экспериментировать с музыкальным авангардом и творчеством французских поэтов-символистов где-либо ещё – а тут это не только допускалось, но и приветствовалось. И второй принцип: мы все одна семья. Группы, издававшие материал на лейбле, часто отказывались от своей доли прибыли, если, скажем, их коллег приглашали в заграничное турне, и требовалось сброситься на билеты.

Оба этих принципа, наверное, наиболее ярко сошлись в одной-единственной фигуре: музыканта, продюсера, художника и звукоинженера Криса Нокса. Если Роджер Шепард был «собирателем земель новозеландских», то Нокс стал внутренним мотором сцены – человеком, без которого до нас не дошло бы две трети образцов данидинского саунда. В 1981-м он, будучи уже довольно известным постпанк-музыкантом (адресую интересующихся к творчеству его раннего проекта Toy Love – например, к замечательным песням «Squeeze» или «Death Rehearsal»), обзавёлся четырехдорожечным магнитофоном TEAC и мгновенно осознал потенциал этого, казалось бы, достаточно примитивного устройства. В итоге к нему домой стали чуть ли не ежедневно приходить многочисленные новозеландские исполнители, желавшие записать для вечности свои нетленки. И пресловутое дилетантское звучание многих релизов Flying Nun, разумеется, во многом связано как раз с этими спартанскими условиями записи. Впрочем, сам Нокс не считал, что они как-либо его ограничивают – напротив, со своим очередным, чрезвычайно влиятельным проектом Tall Dwarfs он стал одним из пионеров лоу-фая: осознанно кустарной звукозаписи, не стремящейся показаться более качественной и профессиональной, чем она есть (а ещё параллельно записывал яркие сольные работы – например, альбом «Seizure» с чудесной песней «Not Given Lightly») Каждая работа Tall Dwarfs оказывалась триумфом человеческой сообразительности, внятно отвечая на вопрос, как в домашних условиях сотворить убедительное художественное произведение; помимо собственно музыки – криволинейного абсурдистского авант-фолка – внимания заслуживали и сами релизы, оформленные Ноксом в стилистике не то детских рисунков, не то психоделических арт-коллажей (что, в сущности, нередко примерно одно и то же). Пластинка «The Long and the Short of It» к тому же вышла в виде странного гибрида: сторону А предполагалось проигрывать на скорости 45 оборотов в минуту, а сторону B – на 33 оборотах. Видимо, именно Tall Dwarfs – серые кардиналы книги «Хождение по звукам»: ведь в её первом томе – 45 глав, а во втором – 33!

Так или иначе, разумеется, не все представители данидинского саунда были столь же идейными приверженцами низкобюджетной записи, как Крис Нокс – и в декларативно некоммерческом, лоу-файном пространстве его портастудии им со временем становилось тесно. К тому же к середине 1980-х бренд Flying Nun стал известен в мире – импортные пластинки из Новой Зеландии попадали в руки сходно мысливших музыкантов в Англии и США: позже на них ссылались, например, такие звёзды американской «альтернативы», как R.E.M., Mudhoney или Pavement (последние даже перепевали песню «Death and the Maiden» The Verlaines). С запозданием – и не без логистических трудностей – но новозеландская независимая сцена инкорпорировалась в мировую. На этом этапе её основными представителями были уже, конечно, не пионеры из The Clean, а такие проекты, как The Chills (с бессмертным синглом «Pink Frost» – антиподский ответ «Love Will Tear Us Apart», только, что характерно, в мажорной тональности) или The Bats. Обе группы побывали с гастролями в Великобритании (а The Chills даже перебрались туда на ПМЖ, как это чуть позже сделает и Роджер Шепард) – правда, оказались несколько уязвлены колониальной неразборчивостью лондонской прессы: журнал New Musical Express аттестовал данидинских гастролёров как «пришельцев из страны кенгуру». В Новой Зеландии, разумеется, нет никаких кенгуру – только мирно пасущиеся на холмах овцы.

Параллельно лейбл Flying Nun стал изредка подписывать и артистов из-за пределов Новой Зеландии – например, здесь издавалась группа Stereolab, о которой можно прочесть в другой главе этой книги. Впрочем, финансовое состояние конторы оставляло желать лучшего: Шепарду и его коллегам с трудом давался переход от виниловых пластинок к компакт-дискам. Пришлось, скрепя сердце, отказаться от жёсткого DIY-этоса: Flying Nun заключили партнёрское соглашение с более финансово состоятельными австралийскими рекорд-компаниями Festival и Mushroom, а затем, когда последних выкупил международный мейджор-лейбл Warner Music, обнаружили себя в незавидном положении периферийного актива крупной корпорации. Вторая половина 1990-х и первая половина 2000-х стала для лейбла потерянным временем – однако в 2006-м Шепарду, при поддержке музыкантов Flying Nun (а также примкнувших к ним Crowded House, никогда не забывавших, несмотря на мейнстримный успех, о своих корнях в новозеландском андеграунде, – и ещё некоего оставшегося неназванным миллионера) удалось выкупить бренд у не заинтересованных в нём дельцов из Warner Music. На радостях спустя год была издана грандиозная четырехдисковая ретроспектива к 25-летию данидинской авантюры – и именно её я и рискну порекомендовать для первого знакомства всем, кто собирается нырнуть в удивительный и разнообразный мир новозеландской инди-музыки.