– Расскажи про него.

– Ну это… просто большое платье.

– Большое, как парашют? Как шатер цирка?

Несмотря на мое твердое намерение сохранять серьезность, Крикету, как всегда, удается меня рассмешить.

– Большое, как Мария-Антуанетта.

Крикет присвистывает:

– Это и впрямь большое. Как называются эти штуки? Кринолины?

– Что-то вроде того. В то время их называли «панье». Юбки расширялись в стороны и не напоминали по форме круг.

– Звучит мудрено.

– Так и есть.

– Забавно.

– Наверное, так бы и было, если б у меня появилась хоть одна идея, как это можно сделать. Панье выглядели как гигантские конструкции. Их невозможно сшить, их надо сконструировать. У меня есть кое-какие иллюстрации, но я никак не могу отыскать нормальные инструкции.

– Не хочешь показать мне эти иллюстрации?

Мои брови приподнимаются.

– Зачем?

Крикет пожимает плечами:

– Может, я смогу разобраться, как все это сделать.

Мне так и хочется заявить, что я не нуждаюсь в его помощи, как вдруг до меня доходит, что Крикет именно тот человек, который нужен для подобной работы.

– Мм… Да. Было бы здорово, спасибо. – Мы уже подходим к моему дому. Я осторожно пожимаю руку парня и отпускаю. – Дальше я справлюсь.

– Если я уже зашел так далеко, – дрогнувшим голосом говорит Крикет, – то могу проводить тебя еще немного. – И он тянется ко мне.

Я жду его прикосновения.

– Крикет!

Голос раздается откуда-то из промежутка между нашими домами, и рука парня падает. Наверное, его сестрица выбрасывала мусор. Каллиопа обнимает брата со спины. Я ее не вижу, но по голосу чувствую, что она готова заплакать.

– Тренировка была кошмарная. Не могу поверить, что ты здесь. А мне сказал, что не сможешь прийти. Господи, как же я рада тебя видеть. Я приготовлю горячее какао и все тебе расскажу… Ох, Лола!

Крикет мгновенно превращается в соляной столб.

– Твой невероятно заботливый братишка проводил меня с работы домой, – объясняю я. – Мои очки разбились, и я практически не вижу…

Каллиопа некоторое время молчит.

– И где же ты теперь работаешь? В кинотеатре?

Я удивлена, что она все знает.

– Ну да.

Каллиопа поворачивается обратно к брату:

– Значит, ты ходил в кино? А как же гигантский проект, который нужно подготовить к завтрашнему дню? Я-то думала, ты из-за него не смог приехать домой. Как странно.

– Кэл! – умоляюще вздыхает Крикет.

– Я буду на кухне. – Девушка уходит.

Я жду, пока она не заходит в дом.

– Тебе правда нужно до завтра подготовить проект?

Крикет выдерживает долгую паузу, прежде чем ответить.

– Да.

– И ты не ночевал дома, да?

– Нет.

– Ты приехал домой из-за меня.

– Да.

Мы вновь погружаемся в молчание.

Я беру парня за руку:

– Тогда отведи меня домой.

Я поощряю поведение Крикета. Но ничего не могу с собой поделать.

Почему я не могу остановиться?

Я прижимаю ладонь ко входной двери, а затем прислоняюсь к ней лбом. И слышу, как по ту сторону удаляются его шаги. Тихие и неторопливые. Из-за меня все только усложняется. Из-за меня у нас не получается дружить. Но ведь это Крикет не побоялся вернуться. Доказал, что он выше этого. Хотя ему следовало бы держаться от меня подальше.

Я не хочу, чтобы Крикет держался от меня подальше.

Так чего же я хочу? Ответы неясны. Единственное, в чем я уверена, это в том, что не хочу больше разбивать сердца. Ни ему, ни себе. Все-таки ему лучше держаться от меня подальше.

– Этот мальчик Белл здорово подрос, – говорит Нора.

Я замираю. Она отдыхает на бирюзовом шезлонге перед панорамным окном. Как долго она сидит здесь? Должно быть, она нас видела. А может, и слышала? Нора смотрит Крикету вслед до тех пор, пока он не исчезает из виду, и лишь тогда переключается на меня:

– Ты выглядишь усталой, Лола.

– Посмотри на себя, – огрызаюсь я.

– Справедливо. – Нора грустно усмехается.

Но она права. Я измучена. Мы смотрим друг на друга. Образ Норы расплывается, и все-таки я вижу ее достаточно отчетливо. Серая рубашка болтается на ней как на вешалке. Нора позаимствовала у Энди старое бабушкино одеяло, обернувшись им для тепла. В ее лице нет жизни. И вся она какая-то обвисшая. Словно собственное тело ее отвергает.

Интересно, что Нора видит, когда смотрит на меня.

– Знаешь, что нам нужно? – спрашивает она.

Мне не нравится это «мы».

– Что?

– Чай. Нам нужен чай.

Я выдыхаю:

– Мне не нужен чай. Мне нужно поспать.

Нора поднимается, ворча так, словно у нее все болит. Словно ее тело такое же древнее, как и одеяло у нее на плечах. Нора берет меня за руку, и я вздрагиваю. По сравнению с успокаивающим прикосновением Крикета ее прикосновение кажется особенно неприятным. Она ведет меня на кухню, и я слишком измучена, чтобы сопротивляться.

Нора выдвигает для меня стул. Я падаю на него.

– Я скоро вернусь, – говорит Нора.

Я слышу, как она карабкается по ступенькам, после чего открывается дверь моей спальни. Но прежде, чем я успеваю занервничать, дверь закрывается. Вернувшись, Нора протягивает мне запасные очки.

Я удивлена:

– Спасибо.

– А что случилось с предыдущими?

– Их раздавили.

– Кто-то наступил на твои очки? – Похоже, Нора в ярости.

– Не специально. Боже! – Я хмурюсь. – Неужели родители все еще не вернулись домой?

– Наверное. Какое мне дело?

Нора набирает в медный чайник воду из-под крана и с такой силой плюхает его на плиту, что та вздрагивает.

– Вы опять поругались, – констатирую я.

Нора не отвечает, однако по злобно-обиженному виду, с которым она роется в коробке с чаем, понятно, что так и есть. Ее личной коробке с чаем.

– Нет! – Я вскакиваю. – Ты не станешь читать мою судьбу по чайным листьям!

– Глупости. Как раз это тебе и нужно…

– Ты ничего не знаешь о том, что мне действительно нужно. – Обидные слова вырываются прежде, чем я успеваю остановиться.