— Бойся! — смеялась Вера, целиком отдаваясь его рукам. И пробивающиеся сквозь щель в шторах лунные лучи бесстыдно играли её наготой.

Чтобы ни происходило в жизни потом, Игорь всегда помнил ту волшебную ночь. Кажущееся ранее таким глупым слово «счастье» заполнило тогда собой всю комнату. И Вера с Игорем плескались в нем, переливая друг в друга свою настоящую, посланную откуда-то свыше, любовь.

С первыми лучами рассвета нужно было уходить. Уже знакомым маршрутом, Игорь вел Веру к её дому. Хотелось наговорить глупостей, клятв и признаний. Хотелось расспросить, попросить и напроситься. Но Игорь молчал, боясь спугнуть гармонию.

— Как странно, — Вера заговорила первая, — По идее, мы ведем себя непозволительно. Отчего же я чувствую себя такой счастливой? Очищенной… Не совершавшей ничего плохого…

— Любовь делает чистым все, к чему прикасается, — неожиданно «прокрасноречился» Игорь.

— Ой, не Экзюпери меня! — отмахнулась Вера, наигранно сердито, — И так, от всей этой романтики голова кругом.

Вера расставила руки в стороны и вдруг начала кружиться, весело хохоча. Игорь едва успел схватить её за плечи после остановки.

— Вот видишь, чуть не упала!

— Держись за меня. Вместе мы — более устойчивая конструкция. Вместе у нас четыре ноги…

Верин дом показался значительно быстрее, чем хотелось бы. От необходимости отпускать любимую куда-то у Игоря защемило вдруг сердце.

— Когда-нибудь, мне не надо будет никуда уходить, — испытывая, видимо, тот же ужас перед расставанием, твердо произнесла Вера, — Господи, отчего же так сложно всё, а? — вдруг спросила она, обиженно глядя на небо. А потом развернулась и кинулась бежать со склона навстречу своим привычным будням.

* * *

Людям свойственно быстро забывать то, что они не в силах объяснить. К чему тратить силы на разгадывания неразгадываемого? Особенно, если и без того есть, чем заняться. В «Пробеле» страдать от безделья не приходилось. История с неудачным ограблением довольно скоро забылась. Некомпетентные — возмущенно посокрушались о несправедливом устройстве мира. Посвященные в неоднозначность ситуации Игорь и Вера предпочитали не вмешиваться, полагая, что Палюрич знает, что нужно предпринимать. В общем, поговорили, повспоминали, уже смеясь, а не переживая, и успокоились. Тем более, что Жэка благополучно вырвался из больницы на свободу, умудрившись надоесть медсестрам настолько, что его подвергли выписке, как только смогли.

— Скостили срок за плохое поведение, — гордо почесывал давно небритый подбородок Евгений. Отчего-то Жэка был уверен, что трехдневная щетина придает его лицу больше значимости.

О недавнем неудавшемся ограблении напоминали лишь молчаливые ребята, сменяющие друг друга на посту возле входа. Эмблема одной известной в городе частной охранной службы на форме этого нововведения красноречиво свидетельствовала о том, что на этот раз Палюрич обратился к профессионалам, принебрегая навязываемыми офисом ребятами, вроде Стаса. Нанятые Палюричем охранники привносили в атмосферу «Пробела» недостающую солидность и поражали всех умением никак не проявлять своё существование. В особенности, сражено наповал было воображение Антона, который, после скупого мужского разговора с одним из стражей «Пробела», попал под влияние и записался даже в какую-то обучающую восточным единоборствам секцию… Уже через неделю, на Тоху было просто смешно смотреть. Он, бедный, так старался стать молчаливым и замкнутым, что производил впечатление угрюмого и несчастного. Вместо уважения к появившейся в мальчишке мужественности, вид Антона вызывал желание погладить страдальца по голове и пожалеть.

— Ему там, на этих восточных единоборствах, каждый вечер морду бьют, вот он и переживает, — авторитетно заявляла Анюта, никогда в жизни не имевшая ничего общего с единоборствами, — Я вам точно говорю. Он, конечно, не признается, но по выражению глаз-то сразу видно.

В последнее время Анюта возомнила себя знатоком человеческих душ. Одного взгляда на человека было достаточно ей, дабы все понять про него. И неважно, если человек поступал каким-то прямо противоположным от обещанного Анютой образом, все равно она продолжала верить своему первому о нем впечатлению.

— Анечка у нас человек самодостаточный, — смеясь, комментировала Вера, которая уже накрепко прижилась в коллективе, — Люди ей нужны, только как живые носители наклеенных ею образов. Эдакие марионетки для ношения выдуманных Анютой одежек.

— Ну и что? — вступался в защиту коллеги Игорь, больше ради самого спора, чем от несогласия с Верой, — На нас то, какими мы ей кажемся, никак не отражается. Работе не мешает…

— Помогает даже! — спешила согласиться Вера, — Знала бы Анечка, что мы с тобой думаем на самом деле, она, с её-то строгими канонами порядочности, давно бы уже на дух нас не переносила… А знала бы, что делаем, так вообще… Лучше уж пусть думает, что я работать назло мужу пошла…

— Так-с! — если разговорчики эти велись на крыльце возле входа, куда Игорь частенько выходил покурить, то на пороге неизменно вырастала чеширская улыбочка Палюрича, — Бездельничаем и тунеядим? Разговоры разговариваем? А кто работать будет?

Игорь с Верой всякий раз смущенно шарахались друг от друга, хотя и так в рабочее время всегда держались на приличной дистанции.

— Работать? Чур, не я! — торжественно сообщал вываливающийся на перекур вслед за директором Жэка, — Я себе на целых три минуты перерыв устроил! Мне хорошо: сам начальник, сам подчиненный…

Дело в том, что, в качестве подарка к выходу из больницы, Палюрич назначил гоняющегося за звонкими титулами Жэку начальником отдела продаж. Игорь смотрел на искренне радующегося повышению Жэку и недоумевал, как можно всерьез мечтать о каких-то должностях? Но Евгений был совершенно счастлив.

— Палюрич меня с сегодняшнего дня начальником отдела продаж назначил! — хвастался тогда Жэка.

— Ну ты и карьерист, — подначивал Игорь.

— Дурак! — беззлобно огрызался Евгений, — Дело не в звании, а в том, от кого ты его принимаешь. От Палюрича мне всегда приятно.

— Господин назначил меня любимой женой! — передразнивал Игорь …

— Критовский! Отставить ёрничания и завистливые замечания. Евгений у нас теперь действительно начальник, правда материально ответственным все равно я остаюсь, так что я — главнее! — наигранно строго оповещал коллектив ВасьВась, а потом не выдерживал и, вместо положенной серьезности, снова усмехался.

— Если бы у меня были такие зубы, я бы тоже беспрерывно улыбалась! — подкалывала мужа иногда Галина, — Ощущение, будто у него зубов, эдак, шестьдесят… Только, увы, в бизнесе эта его повышенная зубастость ну никак не проявляется. Вечно лыбится там, где давно уже наброситься и кусать нужно…

— Просто я не люблю конфликтных ситуаций, — оправдывался Палюрич и снова улыбался, освещая пространство вокруг себя каким-то праздничным духом и приподнятостью, — Так что давайте-ка, господа работнички, заканчивайте перекур по-хорошему, да расходитесь по местам. Игорь, тебя это особенно касается. Тоха там уже, похоже, перегрелся, а ты тут Веру охмуряешь. Оставь, я подменю тебя на этом посту, а ты давай, дуй к Антону. Ты ж у нас — отдел по борьбе с особо опасными клиентами…