— Я знаю, что он не Сенин сын, — снова бросает она на меня взгляд. — Но, наверное, сейчас я очень хорошо понимаю фразу, что чужих детей не бывает. Он… как-то взял и стал нашим. Не знаю, чей он и почему именно Сене его подбросили. Вот же: чужой ребёнок, а я продолжаю мечтать, как в школу его… за руку… с букетом цветов поведу.

Я осторожно накрываю её руку своей. Вера Ивановна не вздрагивает и не одёргивает ладонь.

— Ну, если вы это видите, то, может, так оно и должно быть?

— Думаешь? — ещё один тяжёлый вздох. — Я сегодня узнавала. Мне его не отдадут на усыновление. Возраст. А Сене… непросто придётся. К тому же, у малыша, я так думаю, родственники есть, не нашлись пока.

— Всё равно он наш, — вырвалось неожиданно. Да ещё так твёрдо и уверенно.

У Сени — её глаза. Я замечаю это только сейчас. Бархатные и тёмные, с длинными ресницами, за которыми легко можно прятать взгляд. Но они почти никогда так не делают — ни мама его, ни сам Сеня.

— Как хорошо ты это сказала, девочка, — улыбается она мне, и я вдруг понимаю: она хорошая. Мой человек. Как и Сеня…



Арсений

— Марс, ты готов? — Майя, как всегда, нервничает. — Скоро твой выход!

Я не отвечаю. Смотрю в окно и расслабляю мышцы. Там, за стеклом — чужой город, заграничная реальность. Аккуратная мостовая блестит — её только что поливальная машина вымыла, и без того чистую. Но здесь так принято.

Если я открою окно, почувствую свежесть, как после дождя. Запах пыли, прибитой водой. Мне он нравится — есть в этом что-то будоражащее.

— Марс!

Хочется послать Майю подальше, но я сдерживаюсь. Она не виновата. Не заслужила грубости или пренебрежения. А то, что у меня нет настроения ей отвечать, ещё не означает, что нужно огрызнуться.

Это последний мой чемпионат — я так решил. Когда тебе тридцать два мир меняет ценности. Может, у кого-то не так, у меня вот случилось. Пересмотреть жизнь, провести оценку того, что ещё осталось, перебрать вещи в своей душе — выкинуть ненужное, оставить главное. И… с чистого листа.

Нет. Уже не с нуля. Чистая страница неожиданно начала заполняться раньше, чем я планировал. Хотя какие, к чёрту, планы, когда судьба сама решает, что произойдёт в следующую минуту.

Дома меня ждёт девушка — умка в очках — всё, как мне нравится, всё, как я себе воображал когда-то. Сейчас мне кажется, что поезд моей жизни покатился по нужным рельсам. Всё случилось своевременно, именно в тот момент, когда я к этому был готов.

У меня остался мой выход. И сейчас не важно, выиграю я или проиграю, какое место займу в турнирной таблице. Я выложусь по полной. Покажу всё, на что способен. По-другому не хочу и не умею. В этом и характер, и принципы. Тем более, что завершающий аккорд в этой части своей жизни, хочется, чтобы прозвучал красиво.

А потом я позвоню Наде, чтобы услышать её голос. И попрошу обязательно Мусю к трубке поднести, чтобы услышать, как она муркает и тарахтит. Да, это именно то, чего мне так не хватает сейчас.

Надя

Мы с Сениной мамой поужинали вместе, а потом я рисовала почти до утра. На меня нахлынула волна вдохновения. Я видела, как можно объединить свою и Сонину работу. Не знаю, на что я надеялась, но остановиться не могла.

На работу явилась уставшая, не выспавшаяся — всего на два часа удалось глаза сомкнуть, но это было какое-то приятное опустошение. С чувством выполненного долга, как говорят.

Помято выглядела не только я. У Гены и Сони тоже не цветущий вид. Глаза красные. И почему-то мне кажется, они не спали вместе.

Мы переглядываемся и выжидаем. Я на Соню смотрю, она — на меня. И тут до моих мозгов начинает доходить. Медленно, что не удивительно.

Соня облизывает губы в ядовито-синей помаде. Хлопает густо накрашенными ресницами и не выдерживает первой.

— Ну, покажешь? — в хриплом голосе нет спокойствия — сплошные нервы. Гена успокаивающе обнимает Соню за плечи. Ого! Кажется, у нас прогресс! Причём по всем фронтам.

— Покажу, — киваю и тяну шею к её монитору. — В ответ на то, что сделала ты.

Соня возмущённо отталкивает Гения.

— Ты! Предатель! Обещал же ничего не говорить!

— А он и не говорил. Я догадалась. Только что.

И с этого момента начинается дурдом в хорошем смысле этого слова.

Мы начинаем работать вместе. Плечо к плечу, голова к голове. К процессу подключается вся наша команда. Спорим, рассматриваем эскизы, выбираем лучшее, правим на ходу.

— Идеальное решение! — закатывает в экстазе глаза Гера.

— Да вы крутые, девчонки! — вопит Никитос.

Думаю, завтра нам будет что показать заказчикам. И рассказать тоже. Мы не просто рекламный пакет подготовили и рисунки разработали для новой линейки продукции, мы целую концепцию на ходу придумали.

— Я думаю, им понравится твоя идея с акцией и лабиринтом сокровищ — дети любят такие вещи. Это будет нечто!

Соня сияет. Никогда не думала, что у нас получится что-то совместное. Но в стороне скромно стоит Гений и прячет улыбку. Это он. Его рук дело. Подтолкнул, обыграл, смешал все карты. Гене бы ещё немного смелости, чтобы Соньку завоевать — и цены бы ему не было. А то зациклилась на Ветрове.

Даже одна мимолётная мысль о Славе портит настроение. И. как назло, звенит телефон: вспомни дьявола — и он тут как тут.

— Надя, давай встретимся, — что-то в его голосе такое, отчего волосы на затылке дыбом встают. Он не поздоровался. И слишком жёстко хлестнул.

— Прости, но сегодня я не могу, — вежливо, но твёрдо.

— Бросай свою работу. Или научись делать всё рационально. Я лично увольняю тех работников, которые не умеют правильно распределять своё рабочее время.

— Но я не твой работник, верно? — возражаю из чистого упрямства, потому что он не работодатель по большому счёту, а хозяин. У меня свой босс имеется. — К тому же, это не с работой связано. У меня есть очень важные дела.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍