— Надя, — далёкий голос Сени способен залечить любые раны. — Никак не могу дозвониться до тебя. Как ты? Всё хорошо?

Он встревожен, а у меня слёзы из глаз от его заботы.

— Всё хорошо, телефон отключала. Муся держится, Данька — тоже. Мы тут с мамой твоей навещали его. А ты чем нас порадуешь?

— А я золото везу, — смеётся он, и от его смеха — душа перестаёт сжиматься, готова расцвести и танцевать.

— Поздравляю! — визжу на весь коридор и прыгаю, как сумасшедшая. Это эйфория. Гордость. И, наверное, счастье, потому что нет ничего светлее этого мига, который мы переживаем вместе, находясь друг от друга за сотни километров.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты когда домой? — может, это и неправильно, что я спрашиваю об этом. Эгоистично. Но я так хочу его увидеть. Поговорить. Посмотреть в глаза. Мне его не хватает.

— Скоро, очень скоро, потерпи, — Сеня снова смеётся. — Я соскучился, очень соскучился, Надя, — это уже серьёзно, до замирания сердца, когда в горле застревают слова и не знаешь толком, что ответить.

Совсем недавно такие же слова мне говорил другой человек. И ничего, кроме досады я не испытывала. А сейчас я лечу лёгким призраком в далёкие дали, чтобы хоть мысленно побыть с Сеней рядом. Чувствую по-другому, воспринимаю иначе.

— Мы тоже скучаем, — лукавлю и трушу. Боюсь сказать «я», прикрываясь Мусей и Сениной мамой. Почти невыносимо сказать единственную правду, потому что не хочется разрушить то, что протянулось между нами светлым лучом.

— До встречи, Надя, — где-то там, на заднем фоне, какие-то звуки. Сене некогда. У него дела. И я со вздохом отключаюсь. Стыдно, но я прижимаю губы к экрану. Прижимаю, чтобы ещё хоть на немного задержать тепло нашего разговора.

Вздыхаю. Прихожу в себя. Телефон снова звонит, но я не спешу. Мне нужна крохотная передышка.

Опять незнакомый номер. Почему-то тревожно. А вдруг что-то с Данькой?..

— Слушаю, — почему-то сразу кажется: это неприятный, тревожный на двести процентов звонок.

— Вас зовут Надя? — спрашивает незнакомый мужчина.

— Да, — сжимаю пальцы покрепче. Дурное предчувствие накатывает волной.

— Вы знаете Вячеслава Ветрова?

Опускаю веки и медленно считаю до десяти.

— Д-да.

— Он разбился вчера на машине. Находится в реанимации. Приезжайте.

В тот момент я не задавалась вопросами, почему я. Меня тряхнуло, как при столкновении. Я словно тоже побывала в аварии. Как в тумане записывала адрес больницы и металась, не зная, что делать.

— Надь, что с тобой? — это Соня и Гений. Вместе.

— Мне надо уйти, — не хочу говорить правду. — Очень надо уйти.

— Надо, значит иди, — шепчет она, склонившись ко мне. — Мы прикроем. На крайний случай, заявление без содержания напишем.

И я срываюсь. Лечу. А в голове крутится и крутится мысль: это после вчерашнего разговора. Он был зол, в бешенстве. Это из-за меня. Всё случилось из-за меня…

Каким бы гадом Слава ни был, я не желала ему смерти, нет.



Арсений

Я сорвался домой. Соревнования прошли — оставалось три дня: культурная программа, шоу, интервью — всё, где без меня могли спокойно обойтись.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Марс, — пытается надавить на меня Майя.

— Очень хорошо знаю. Это было моё последнее выступление, и сейчас есть дела поважнее, чем отдыхать и расслабляться здесь.

Она поднимает руки, показывая, что сдаётся, но на лице её такой скепсис и явное расстройство, что впору пожалеть, но мне и правда не до того. Я хочу домой. Решать дела и делать новые шаги в той жизни, что остаётся после спорта.

Я позвонил Наде из аэропорта. Слушал её голос и медленно сходил с ума. От её радости — искренней и чистой, от её эмоций светлых. Я не сказал, что вернулся — решил сделать сюрприз. Мчался домой. Мечтал, как выйду ей навстречу, когда она вернётся с работы. Хотел обнять. Зацеловать. А там… как выйдет дальше. Никогда я ещё так не волновался — до головокружения.

Дома тихо. Только Муся вздыхает тяжело, встречая меня.

— Ну, и где наша девочка? — спрашиваю я у кошки. Если бы Муся умела, наверное, пожала бы плечами.

Тяжёлый перелёт, я почти не спал. Меня жутко клонит в сон, но я не могу сейчас уснуть: Нади нет, она задерживается. Я иду на кухню и пью крепкий кофе, больше похожий на яд. Телефонный звонок звучит тревожно в почти полной тишине. Номер незнакомый, и мне вдруг становится страшно. Что-то случилось? — первая мысль.

— Алло, — отвечаю и напряжённо вслушиваюсь в незнакомый голос. — Да-да, конечно, — записываю адрес и срываюсь с места.

— Мяу-у-у, — жалобно стонет Муська и льнёт к моим ногам. Она почти никогда не подаёт голос, поэтому я понимаю: с ней что-то не так.

— Потерпи, ладно? А я быстро, — глажу по белой шерсти и почти бегу.

Уже в машине я со стыдом думаю, что испытал облегчение: это не с Надей. Я пытаюсь ей дозвониться, но она вне зоны доступа. Ничего, позже. Я позвоню ей позже. Она всё равно не знает, что я вернулся.

Славка. Друг. Я даже думать не хочу, что с ним что-то произошло, но ведь случилось… Мы разговаривали с ним буквально вчера. Он позвонил внезапно. Спрашивал, где я. Поздравил с победой. И вот… В голове не укладывается.

Уже возле больницы меня накрывает страх. Если он в реанимации, то не должны пускать посетителей? А если впускают, это хорошо или плохо?..

Я не трус, но, прежде чем войти, дышу на крыльце вечерним воздухом, пытаясь протолкнуть ком в горле.

Это не реанимация, а вип-палата. Меня провожает туда хмурый охранник, как только я называю имя Ветрова.

— Недолго. Несколько минут, — даёт он отмашку, и я переступаю порог палаты.

Надя

Мозг человека — штука взрывоопасная. Пока я добралась до больницы, нарисовала несколько страшно-кровавых сценариев — один другого ужаснее. Действительность оказалась намного скромнее.