— Я слышал, вы заключили сегодня выгодный долгосрочный контракт. Противных шоколадных баронов покорили, — и снова эта снисходительная недобрая улыбка. — И тебе не хочется закрепить свой успех? Ты готова всё бросить, подставить людей?

А вот это действительно больно. Он снова давит. Сапогами топчет, гвозди забивает, пытаясь сломить меня и склонить в свою сторону.

— Это грязно, Слава, — мне хочется встать на цыпочки, чтобы казаться выше. Чтобы дотянуться и влепить ему пощёчину. Сделать ему хотя бы на миг так же больно, как он сейчас делает мне. — Это шантаж.

Слава пожимает плечами.

— Это бизнес, детка, ничего личного.

Он лжёт. Он как раз и мешает сейчас дело с личными интересами, подбивает меня стать жертвой. И я вдруг понимаю, какой пропасти чудом избежала. Что было бы, не выгони меня сухарь Илоночка из квартиры? Что было бы, не встреть я Сеню?..

— Мне жаль, Вячеслав Андреевич, что в вашей жизни не осталось ничего доброго и светлого. Что вы не умеете проигрывать, а когда нечем заинтересовать девушку, опускаетесь до грязных игр и угроз. Я не стану героиней и не спасу «Тау-Плюс». Не потому что мне плохо или я не нуждаюсь в работе. Вы прекрасно знаете, что не так. Но рано или поздно, я надоем вам, как игрушка. Как надоел «Тау-Плюс». И тогда мои жертвы будут напрасными — вы избавитесь легко и от меня, и от фирмы. Поэтому мой ответ — «нет». Завтра я подам на расчёт. Всего хорошего.

Я не стала смотреть ему в глаза. Совестить тоже не имело смысла. Развернулась и пошла в сторону троллейбусной остановки. А может, лучше снова проехаться на трамвае. Успокоиться. Подумать, что делать дальше. Да, собственно, выбор невелик: снова садиться за ноут и шерстить вакансии.

— Надя, вернись! — бьёт в спину Славин жёсткий голос. Я лишь качаю головой и ухожу всё дальше и дальше.

Он догоняет меня и хватает за руку. Я вырываюсь и отскакиваю в сторону.

— Не подходи ко мне! — дышу часто. Мне не хватает воздуха. — Не подходи или я закричу и вызову полицию! — трясу телефоном. Лицо у меня, наверное, перекошено.

Он останавливается. Дышит тяжело. Воздух становится влажным и плотным — наверное, будет гроза. Молчит и больше не делает попыток со мной сблизиться. И тогда я дрогнула. Испуг накрыл меня. Не смогла уйти гордо и красиво, как хотела.

Я крутнулась на месте, запуталась в собственных ногах, чуть не упала, а затем бежала так, что только ветер свистел в ушах, а сердце норовило выскочить через горло. Я убегала, подпрыгивая, как пугливый заяц. Не стала ждать ни троллейбуса, ни трамвая — вскочила в первую попавшуюся маршрутку и тяжело повисла на поручне.

Он не гнался за мной и больше не звал. Но я почему-то была уверена, что это ещё не конец.



Наутро я пришла к мымре кадровичке — сдаваться. Принесла заявление об уходе. Она долго вертела мою бумажку, вздыхала, качала головой.

— Какое несчастливое место, — вид у неё, будто зуб ноет. — Сидите здесь, Гладышева! — строго приказала она, поправляя очки.

Я с радостью рухнула на стул. Спала плохо. Думала, крутила всё, что произошло, в голове, как кино: туда-обратно, вперёд-назад, словно что-то можно изменить.

— Гладышева? — у кадровички такой вид и голос, что я невольно выпрямляюсь на стуле. — К Игорю Владимировичу, — кивает она на дверь. Такое впечатление, что выпросила для меня аудиенцию у самого короля.

Я вздыхаю, но и уже в коридоре. Тяжело вздыхаю и направляюсь к боссу. Будет ругать, язвить, совестить?..

Босс сидит за столом и крутит моё заявление, словно не знает, что с ним сделать. Не знаю почему, но мне вдруг кажется, что ещё немного — и он сделает из него бумажный самолётик.

Я замираю, не доходя, где-то ровно посередине.

— Доброе утро, Гладышева. Присаживайся, — машет он рукой на стул, давая понять, что заметил меня.

— Здравствуйте, Игорь Владимирович, — сажусь на краешек стула и складываю руки на коленях.

— Что это, Гладышева? — трясёт он бумажкой перед моим носом.

— Заявление об уходе.

Игорь Владимирович кладёт лист бумаги на стол и внимательно вглядывается в меня.

— А что, собственно, стряслось? С работой, на удивление, вы справляетесь. Вчера заключили очень выгодный контракт. Ваша группа очень успешна. Кто-то вас обидел? Слово не так сказал?

Мне надо либо соврать, либо сказать что-то, максимально близкое к правде.

— Я нашла другую работу, — лгу. Врать я не умею. По мне видно.

— Деньги? — кривит босс губы. — Нет проблем, мы повысим вам зарплату.

— Дело не в деньгах. И с коллективом всё хорошо, — лихорадочно соображаю, как же выкрутиться.

— Ясно, — большая ладонь босса ложится на стол, припечатывает моё заявление. — Вам что-то наговорил Вячеслав Андреевич?

Он выговаривает имя Ветрова так, словно у него в зубах что-то неприятное застряло. Я молчу. Мне нечего сказать. Не хочу жаловаться. Как-то это неправильно. Пауза затягивается.

— Идите работайте, Надя, — босс устало откидывается в кресле. Я вижу, как его рука шарит по столу. Он ищет пачку сигарет, которой на столе не наблюдается.

— Но… — пытаюсь возразить, но Игорь Владимирович властно указывает рукой на дверь. — Встала. Вышла. По коридору. В свой отдел. Работай! А с Ветровым я сам разберусь.

У меня временный ступор. Он что, намекает, что подобное здесь уже случалось?..

— Надя, иди, — уже помягче, и я вскакиваю, но ухожу и оглядываюсь. Меня так и подмывает спросить, забросать вопросами, узнать…

Несмотря на то, что Ветров повёл себя как скотина, я не могла поверить, что он настолько мерзок.

— Ты где пропадаешь? — накинулась на меня Соня-Соник, как только я перешагнула порог. — Мы тебе телефон оборвали, думали, что-то случилось. Проспала, да?

— Да. И телефон забыла включить, — снова ложь. Им я тоже ничего не могу рассказать. Ни синей Соне, ни задумчивому Гере. Никто из них не виноват. И страшно подумать, что будет, когда всё закончится. Когда не станет «Тау Плюс».

Мне нужно было настоять на увольнении. Хотя бы потому, что я не могу смотреть им в глаза. Гере, который меня натаскивал. Никитосу, что всё время подбадривал, Гению, который подсказывал и умел видеть намного глубже, сквозь линии и штрихи. И даже синей Соне. Она немало крови моей попила, но как-то же мы притёрлись?

Я сажусь за компьютер и делаю вид, что работаю. Все понимают: что-то не так, но расспрашивать никто не спешит, и я благодарна за это.

Ближе к обеду я вспоминаю, что телефон мой так и валяется отключенный, Много пропущенных звонков. Мама. Сеня. Сенина мама. Незнакомый номер.

Телефон трезвонит, я не успеваю досмотреть список звонивших абонентов.