– Угощайтесь, – провокационно вываливаю на скамью свои запасы и протягиваю одну шоколадку сидящему рядом гольду.

Да знаю я, что все они тут взрослые, опытные воины и прочее, но все равно, глядя сверху на вязаные шапочки, копии той, что подарила мне Сирень, никак не могу отделаться от ощущения, что рядом бегает зеленая пацанва. А кстати, не пора ли и мне надеть свою шапку? После памятной тренировки я все время таскаю ее в одном из карманов выданного Сиренью жилета, благо места много не занимает.

Не откладывая на потом, чтобы не забыть, торопливо засовываю остаток плитки в рот и, достав подарок ведьмы, привычным жестом натягиваю на голову. Почему-то это простое действие очень насмешило гольдов, они тихо захихикали и дружно потянулись к хрустящей кучке. Еще больше став похожими на отряд третьеклассников на экскурсии. По кондитерской фабрике.

Приглашали нас туда пару раз в год в порядке шефства. Нет, с собой ничего не давали, мы бы полфабрики вынесли. Зато пробовать не запрещали. Марина потом каждый раз по три дня ругалась, отпаивая напробовавшихся лекарством. А отправляя на экскурсию в следующий раз, только тихо вздыхала, не решаясь протестовать.

«Когда еще обездоленным детям удастся сладкого вволю поесть?» – выдала она однажды в ответ на мой справедливый, как я считала, упрек. А потом рассказала, какими деликатесами кормят свору любимых собачек в одной состоятельной семье, куда ее приглашали делать уколы дедушке. Однако никогда не угостят даже простой конфеткой соседских детей. «Нечего было нищету плодить, раз прокормить не могут», – надменно заявила как-то Мальвине холеная хозяйка.

– А еще есть? – отвлекает меня от раздумий бархатный голосок гольда, и я внезапно понимаю, что слышу его впервые.

Настолько бесшумно и ловко они все делают, понимая друг друга без слов, что со стороны кажется, будто никакие слова им и вовсе не нужны. Вот и оказался мне совершенно незнаком мягкий, мурлыкающий говорок гольдов.

Шлепнув рукой по скамье и не нащупав ни одной плитки, недолго думая вызываю в памяти привычную картину, и шелестящий шоколадный дождь обрушивается на нас.

На пару секунд в комнатке повисла напряженная тишина, а потом протяжно и горестно втянула воздух Береза:

– Ну что же ты наделала?!

– А что… – еще не понимая, в чем снова провинилась, уже предчувствую, что эта оплошность будет посерьезнее пересоленного творога.

– Нельзя тут колдовать до срока, – беззлобно ворчит Клюква, доставая непонятно откуда светящуюся от магии тросточку.

– А объяснить мне раньше слабо было?! – одновременно обозлилась и расстроилась я.

Доигрались, конспираторши несчастные, в подпольщиц. Вот теперь на своей шкуре испытаете последствия чрезмерной скрытности, если мое безобидное стремление угостить соратников засекла вражеская разведка. Или тут это называется по-другому?

Сердитые обрывки мыслей метались в моей голове, зато гольды действовали на удивление спокойно и слаженно. Один замер у той стены, где предполагался проход, – куда, пока непонятно, меня снова не поставили в известность, – и явно прислушивался к чему-то, творящемуся за каменной толщей. Остальные сгруппировались вокруг ведьм, замерших в ожидании посреди помещения. Меня молча, но настойчиво оттеснили в самый дальний угол, и я уже успела почувствовать себя никому не нужной и игнорируемой, почти преступницей… Как вдруг гольд, стоявший рядом, ловко подхватил с пола несколько плиток и сунул мне в руки, оставив себе одну.

– Ничего, – ободряюще дотронувшись до моей руки, сказал своим бархатным голоском, – не казнись. Долго ждать нехорошо.

Я хотела спросить, чем так плохо ожидание, но он уже отвернулся и зашелестел фольгой. Остальные гольды как по команде начали подбирать злосчастные плитки и уничтожать их ничуть не медленнее, чем интернатские экскурсанты.

– Действительно, чего добру зря пропадать, – тоже зашуршала полученной от гольда шоколадкой невозмутимая Клюква. – Неизвестно, когда обедать придется.

Похоже, она хотела сказать, что, возможно, есть не придется вообще, да в последний момент передумала. Зачем говорить вслух то, что каждый знает и так, неназванная беда всегда дальше. Впервые в жизни мне вдруг захотелось выдать что-то ободряющее, типа: «Прорвемся, не боись», – но, пока я пыталась подобрать верные слова, оно началось.

Сражение.

И каждый из нас это тотчас понял, ощутив зловещий порыв то ли ветра, то ли тепла, на который отозвался дрожью извечный монолит скалы. Почти сразу кусок стены рухнул куда-то вниз, и на наши головы посыпались мелкие осколки. А в пролом вместе с чужими криками и стонами хлынул яркий свет, осветивший непонятное и жуткое зрелище. Прямо перед нами зияла глубокая яма, заполненная вставшими дыбом обломками того, что было раньше ровным полом пещеры, который я видела с уступа. Но это я узнала значительно позже, в первый момент по сердцу резануло зрелище полураздавленных человеческих фигур, копошащихся среди этих обломков, их крики и стоны. А потом пришла волна боли, скручивая все внутри тугим жгутом. Ведьмы дружно подняли в защитном жесте руки, а Клюква резко махнула своей тростью, посылая в невидимого мне врага тонкую молнию. Боль мигом исчезла, и я четко осознала: мы только что перенесли удар вражеского черного мага. И с этим пониманием ушла рвущая душу жалость к искалеченным врагам и магам, пытающимся выбраться из ямы. Некоторым это уже удалось, и они, на ходу залечивая свои и чужие раны, немедленно вступали в битву. Не жалея ни соратников, ни нас, и значит, не заслуживая моего сочувствия. Жесткий закон интернатской стаи: «Или бьешь ты, или тебя», – мгновенно вернул меня в те времена, когда жалость к врагам была непозволительной роскошью, доступной только обреченным.

Гольды меж тем тоже не стояли без дела: целый арсенал тонких ножей и дротиков, обнаружившийся на их поясах, жалящей стайкой устремился в выживших врагов, вызывая новые крики и стоны. Вражеский маг отреагировал мгновенно. Новая волна жаркой боли вонзилась в тело, и один из гольдов, всхлипнув, рухнул как подкошенный. Пошатнулась и Береза. Двое гольдов, стоящих рядом, немедленно подставили ей свои плечи. Клюква снова запустила одну за другой пару молний и, наверное, попала, так как боль снова исчезла. Воевали и ведьмы других отрядов, я видела над головами гольдов, как мечутся по пещере яркие всполохи. Одна лишь я ничего не делала, не имея ни малейшей возможности рассмотреть из своего угла врагов, чтобы врезать по ним одним из тех сгустков огня, что выходили у меня особенно удачно. Попробовала было, пользуясь суматохой боя, проскользнуть к пролому, но, как оказалось, гольды за мной следили. И немедленно пресекли попытку самовольства, бесцеремонно толкнув на скамью, но на них я и не подумала обижаться. Бой кипел все жарче. Внезапно вскрикнула Береза и начала заваливаться на своих защитников.

– Кэт! – не оборачиваясь, отрывисто скомандовала Клюква. – Добавь ей энергии.

Я нашла внутренним взглядом побледневшее пятно магического запаса ведьмы и осторожно начала подпитывать, представляя, как мой запас небольшими порциями перемещается к ней. Клюква тоже швырнула в обессиленную ведьму каким-то заклятием вроде «лечения», в этом я пока разбираюсь слабо. И вновь повернулась к врагам, продолжая ненадолго прерванный бой. Я уже без колебаний проверила и ее запас. Не дожидаясь просьбы, начала передавать ведьме энергию, сожалея, что не догадалась проделать это раньше с Березой, еще до того, как она выбыла из строя. Но через минуту с удивлением убедилась, что рановато списала нашу командиршу со счетов. Ведьма снова встала в поредевший строй гольдов и начала выплетать пальцами мудреные звездочки, светящиеся во внутреннем зрении алыми всполохами, сразу отправляя их в гущу сражения, яростно бушующего разноцветными всплесками магии в такой тихой еще недавно пещере.