Искупаемся? – играю бровями и с легкой руки сбрасываю джинсовую куртку к своим ногам.

Материал падает на землю, и я грациозно переступаю через него, утопая высокими каблуками в песке.

– Конец сентября, – Ванька с недоверием смотрит на бушующее море, быстро возвращая внимание ко мне.

– Струсил?

– Нет, просто, когда у тебя подскочит температура, ты быстро найдешь виновного. То есть меня.

– И когда я так делала?

– Всегда.

Ударяю Ваньку в плечо кулаком за клевету. Ну, хотя он прав, конечно…

– Если я заболею, Ерохин продлит мои «каникулы», – улыбаюсь.

– Или оштрафует, – язвит Токман.

– Или оштрафует, – соглашаюсь, стаскивая с Ивана футболку. – Ты же скучал? – трогаю горячую кожу и медленно пячусь. – Скажи, что ты скучал?! – держу курс ровно к воде.

– Я скучал.

Ванька не отстает. Следует за мной шаг в шаг. В какой-то момент резко тянет на себя. Впивается в губы, помогая высвободиться из платья. Огромного платья, шлейф которого уже успел промокнуть от накатывающих волн.

Оказавшись на свободе, ускоряюсь.  Забегаю в воду по щиколотки и замираю.

– Тепло тебе, да?

Ванька надвигается прямо на меня, откровенно угорая. Упираюсь ладонями в его плечи, как бы выставляя барьер.

– Я передумала, холодно, – облизываю губы.

– Поздно.

Токман поднимает меня на руки, полностью игнорируя протесты. Пара секунд, и я уже не дотягиваюсь ногами до дна.

– Ты садист.

– Конечно, садист, – прижимается губами к моей шее.

Вдалеке слышатся раскаты грома, а мы с жадностью и нестерпимым голодом в глазах трогаем друг друга. Целуемся, боясь упустить хоть секунду этой близости, этого вводящего в экстаз наслаждения.

Чуть запрокидываю голову, а небо уже затянуло темной поволокой. Нет и ни единого намека на звезды.

Где-то вдалеке сверкнула молния, такой яркий разряд электричества, на котором замирает взгляд.

Свежесть надвигающегося летнего дождя доверху заполняет легкие. Дышать становится свободнее, словно кто-то полностью расстегнул мелкие пуговички на тугой рубашке.

Ванька тащит меня под воду, и я едва успеваю задержать дыхание. Когда мы выныриваем, небо уже вовсю разливается дождем.

– Мое платье, – визжу, – сейчас намокнет.

– Уже намокло.

Ванька снова целует и помогает быстро выбраться из воды. Наша одежда и правда намокла. Дождь зарядил как из ведра. Льет стеной. Почти ничего не видно.

– Туда.

Ваня указывает рукой вперед, подхватывая наши вещи с земли.

Быстро шевелю ногами, но все равно дрожу от ледяных, касающихся кожи капель. Ветер усиливается. Ваня резко дергает меня за руку, заставляя сменить направление. Именно так мы оказываемся под перевернутой лодкой.

Маленькое укрытие, где действительно сухо.

– Холодно, – сама слышу, как стучат мои зубы.

Поворачиваю голову чуть в сторону, и мы практически прижимаемся друг к другу губами, сгорая от захватившего голову дурмана.

– Иди ко мне.

Ванечка целует мои синие, подрагивающие губы. Обхватывает ладонями щеки. Гладит спину. Греет своим телом, очень медленно, но уверенно припечатывая спиной к земле.

– Если кто-то увидит?

Смотрю в его темные глаза, утопая в этом вулкане желания.

– Никто не увидит. Ночь, – шепчет, продолжая настойчиво покрывать мою кожу поцелуями и сжимать бедра ладонями.

– Ванечка…

Собираю в кулак горстку песка, полностью отдавая Ване контроль.

48

Тата

Время слишком скоротечно…

Декабрь сваливается на голову так неожиданно. Гастроли заканчиваются, и я возвращаюсь домой на целых три дня раньше. До Нового года чуть меньше недели.

Открываю дверь и сразу оказываюсь в темной прихожей. На часах почти двенадцать ночи, но Ваньки дома нет. Снимаю тяжелую шубу – подарок одного модного дома, такая ярко-красная, в моем стиле однозначно.

Медленно обхожу квартиру. В спальне незастеленная кровать, шкаф открыт, вещи раскиданы, а еще нет Ваниного чемодана.

Кажется, и самого Токмана в городе нет. Мой сюрприз оказался сейчас лишним.

Долго отмокаю в горячей ванне под какой-то легкий сериальчик на ноутбуке. Спать заваливаюсь с закрученным на голове полотенцем. Просыпаюсь уже днем от какого-то шума на кухне.

Первая мысль – Ванька вернулся.

Накидываю на голое тело шелковый черный халатик максимально короткой длины и выскальзываю из спальни.

Когда заворачиваю на кухню, столбенею. А разве можно отреагировать как-то иначе, когда по твоей квартире шныряет какая-то девчонка?

Заметив меня, блондинка тоже замирает, прижимая к груди чашку. Между прочим, мою чашку. Красную с белыми сердечками.

– Ты кто? – свожу брови на переносице.

– Карина.

– Мне это должно о чем-то говорить?

Провожу пальцами по поверхности обеденного стола, направляясь к холодильнику. Беру с верхней полки минералку и сворачиваю крышку с присущим ей шипением.

– Я здесь убираюсь.

– Ты хоть совершеннолетняя?

– Да, мне восемнадцать.

Знаю, что говорю свысока, как и то, что оцениваю ее внешний вид скептически. Худенькая, маленькая, в обтягивающих серых джинсиках и черном свитере.

И такие мысли в голову лезут… какая-то девица, якобы помощница по дому. Ей лет сколько? Восемнадцать едва исполнилось. Подрабатывает она, конечно…

Меня все больше затягивает в водоворот домыслов, и в какой-то момент я выстраиваю четкую цепочку Ваниной измены.

Моя мнительность просто зашкаливает.

– Он не любит блондинок, – говорю вслух, приходя к очередному умозаключению.

– Что?

Она пялится на меня во все глаза. Похоже, узнала.

– Я… вы извините, я не знала, что в квартире кто-то есть. Иван Александрович запрещает приходить, если в квартире не пусто.

– Иван Александрович, значит, ладно. Продолжай.

Взмахиваю рукой и королевской походкой выплываю в прихожую. Вообще, мне уже пора ехать к Аги, мы договаривались. Но я почему-то сижу в спальне и жду, когда явится Токман. Он точно должен приехать…

Так проходит больше двух часов.

Девчонка заглядывает в спальню, прежде, конечно, стучит.

– Я там все. Осталось только тут прибрать.

– Можешь идти, я здесь сама разберу, – оглядываю Ванькин бардак. Конечно, прибираться у меня нет ни сил, ни желания, но пускать ее в свою спальню я не собираюсь. – Тебя рассчитать?

– Нет, Иван Александрович уже заплатил мне за эту неделю.

– Какой благодетель, – бормочу себе под нос.

Как только входная дверь закрывается, я сразу же выбегаю в прихожую. Напяливаю сапоги, шубу, беру ключи от машины и еду к тетушке.

Люда должна была приготовить мои любимые сырники с клубничным вареньем.

Долго ищу парковочное место и бешусь. Раздражаюсь не на отсутствие парковки, а на то, что в моем доме периодически бывает какая-то