– Мы ждем еще двух новеньких, но они поступят не раньше следующей недели. Никак не могут оформить. Надеемся, что ко Дню благодарения они уже будут у нас. – До праздника оставалось всего пять дней. Сестры всеми силами старались вырвать детей из системы опеки и попечительства и дать им дом, где они могли бы жить совсем другой жизнью, – и почти всегда так и происходит. Но иногда это случается слишком поздно, дети, которые к ним попадают, уже успели ожесточиться, пережили слишком тяжелую травму или тяжело больны и нуждаются в медицинской или психиатрической помощи, которую здесь им не могут оказать, и потому их помещают в лечебные учреждения. Приют Святой Цецилии был не колонией, не больницей, не психиатрической лечебницей для детей, а полным любви домом, который создала для них Тимми, чтобы они могли жить здесь в довольстве и радости, пользуясь возможностью приобретать знания и получать образование, которой они не нашли бы больше нигде. Как жаль, что ничего подобного у самой Тимми не было сорок лет назад, ведь ее жизнь могла бы сложиться по-другому.

Она, по обыкновению, провела все утро в доме, переходя из комнаты в комнату, разговаривала с детьми, которых знала, знакомилась с теми, кто поступил к ним в последние два месяца, кого-то из них она уже видела, но побеседовать не успела. Говорила она со всеми с ними деликатно и с уважением, позволяя им самим решить – хотят они открыться перед ней или нет. Потом сидела с сестрами на веранде и смотрела, как младшие дети играют во дворе, а старшие собираются в гости к друзьям или занимаются повседневными делами. У нее было такое чувство, будто все они ее родные дети и у нее довольно сил, терпения, понимания, чтобы их вырастить, и, конечно же, довольно любви.

Перед обедом к ней подошел мальчик, которого она знала, и заговорил. Девятилетний афроамериканец с одной рукой. Отец зверски избил его, а потом выстрелил в него и в его мать. Ребенку пришлось отнять руку, а мать умерла. Отца приговорили к пожизненному заключению. Джейкоб жил в приюте с пяти лет и очень ловко управлялся со всем одной рукой. Его привезли к ним прямо из больницы, где он лежал после отцовских побоев и выстрелов. Социальные работники понимали, что устроить его в патронатную семью не стоит даже пытаться. Усыновить его тоже было невозможно, потому что отец не желал подписывать документы об отказе от отцовских прав, да и вряд ли кто-нибудь захотел бы усыновить такого калеку. Сестры из приюта Святой Цецилии сразу же все оформили и привезли мальчика к себе. Сейчас он принес Тимми свой рисунок – фиолетово-красный кот, улыбающийся широкой улыбкой. Дети, давно живущие в приюте, были в общем-то вполне счастливы. Новеньких можно было сразу узнать – они вели себя как испуганные зверьки, и в глазах у них была боль. Требовалось время, чтобы они поняли, что здесь им ничто не грозит и что пережитый ужас остался в прошлом.

– Спасибо, Джейкоб, – сказала Тимми, улыбаясь ему, и взяла рисунок. – У кота есть имя?

– Да, Гарри, – объяснил довольный Джейкоб. – Это волшебный кот. Он умеет говорить по-французски.

– Да что ты? А я в прошлом месяце как раз была во Франции. В Париже. Мне там удалили аппендикс, – рассказала она ему, и он кивнул с серьезным выражением.

– Знаю. Было больно, когда удаляли?

– Нет, меня усыпили. Потом несколько дней болело. В больнице все очень хорошо ко мне относились. И все там говорят по-английски, так что я их понимала. И нисколько не боялась.

Он кивнул с понимающим видом и вернулся к ребятам играть.

Тимми осталась на обед и с удовольствием болтала с монахинями, чьим обществом дорожила уже много лет. Все они трудились здесь с самого начала. Одна, правда, уехала год назад в Южную Америку и работает сейчас с индейскими детьми в Перу, другая довольно скоро уехала в Эфиопию, но большинство монахинь остались в приюте Святой Цецилии, они любили детей и с радостью трудились ради их блага.

В два часа Тимми простилась с обитателями приюта и поехала в Бель-Эйр. В душе у нее были покой и радость, как и всегда после визита в Санта-Монику. Когда она вошла в дом, Зак смотрел какое-то видео. Он не спросил ее, где она была, а она не стала рассказывать. Эта радость принадлежала только ей, она не хотела ни с кем ею делиться. И ей не хотелось, чтобы о приюте знали средства массовой информации, ей не нужны были награды, признание, восхваления, слава. Она просто делала что-то очень важное для себя самой.

– Я тебе звонил на мобильный. У «Фреда Сигала» распродажа. Хотел договориться встретиться с тобой там.

– Я выключала телефон, – ответила Тимми с улыбкой. После поездки к детям она всегда улыбалась, а когда находилась там, не хотела, чтобы ее отвлекали, в ней жила потребность отдавать детям все свое внимание. – Извини. Хочешь поехать туда сейчас, или рванем сразу на виллу? – Теперь она до конца выходных в полном его распоряжении, и ей решительно все равно, что делать. В городе было холодно, а на побережье, она знала, будет еще холоднее, да еще и ветрено.

– Поедем на распродажу, – обрадовался Зак. Он выключил свой фильм, она пошла на кухню выпить воды, и через пять минут они уже ехали в ее «Мерседесе» на распродажу в магазин «Фред Сигал». Тимми считала, что ездить в древнем «Порше» Зака смертельно опасно, он может развалиться на ходу, хоть и не говорила ему этого, он совсем не следил за машиной – денег не было. Зато как же он любил водить ее «Мерседес»! Это был спортивный автомобиль последней модели. Она сделала себе этот подарок летом. «Мерседес» летел по Мелроуз точно ласточка. В магазине «Фред Сигал» было столпотворение. Там всегда было столпотворение во время распродаж, и все же Заку удалось выбрать себе целую кучу вещей, которые пришлись ему по вкусу, и Тимми тоже нашла себе что-то нужное – несколько кашемировых свитеров с капюшоном, чтобы гулять в них по пляжу, золотистый жакет в бутике «Марни», чтобы носить с джинсами на работу, две пары туфель. В полном восторге от покупок они понесли свою добычу к машине. Почти за все свои вещи Зак заплатил сам, за исключением кожаной куртки, в которую буквально влюбился, но она оказалась ему не по карману, и Тимми сделала ему подарок. Он был счастлив. Купила Тимми также несколько книг по искусству – подарочные издания с массой иллюстраций, в магазинчике деликатесов они взяли уже приготовленную пасту, чтобы не возиться вечером с ужином. Какой замечательный день, лучше и желать нечего! Когда они вернулись домой, Зак снова устроился перед телевизором досматривать свой фильм, а Тимми стала просматривать последние номера «Уолл-стрит джорнэл», которые копила всю неделю. Она по выходным обычно наверстывала все, что не успела прочитать в будние дни.

Фильм кончился, Зак посмотрел на нее и расхохотался.

– Ну знаешь, Тимми, я, конечно, тебя люблю, но ты вообще-то настоящий мужик.

Он не хотел ее обидеть, хотя выразился довольно грубо, и она посмотрела на него с удивлением. Это было мало похоже на комплимент.

– Как это понять?

– Много ли ты знаешь женщин, которые читают «Уолл-стрит джорнэл»?

– Много, – сказала она, стараясь не показать, как ее задела его реплика, сильно отдающая мужским шовинизмом. И уж если на то пошло, много ли женщин руководят такими огромными корпорациями, как ее империя? Ей во многих отношениях нет равных. И утро, которое она провела в приюте Святой Цецилии, лишний раз выделило ее из всех, но он об этом и не догадывался. Тимми подумала, услышав его сомнительный комплимент, что потому-то они так редко и занимаются любовью, раз он считает ее «настоящим мужиком». И от этой мысли сразу почувствовала себя неуверенно. – Почему интерес к «Уолл-стрит джорнэл» превращает меня в «настоящего мужика»?