– Не тебе, сопляк, мне такое говорить! Я – фронтовик, ранение имею, чихать хотел на тебя и на твои игры! Ты вообще кто такой? Чего сюда приперся?

Веня достал из кармана четки и принялся их вертеть. Глаза у него сверкнули.

– Ого! А ты, дядя, у нас прямо герой! Ладно, фраера, не кипешуйте! Я только за свой интерес спрошу, и можете отчаливать. – Костин повернулся и как бы случайно отодвинул полу пиджака, чтобы мужики смогли увидеть «ТТ», торчащий за поясом.

Рябой мужичок аж ойкнул, сел, сдвинул колени и положил на них руки. Другой все еще сжимал кулаки, но, глядя на товарища, тоже опустился на скамейку.

– А ты кто такой будешь, мил человек? – робко спросил рябой дядя.

– Я-то?.. – Веня звонко цокнул языком. – Я человек. Постой вот ищу, а то откинулся и теперь нужно где-то кости бросить. Мне люди говорили, что у вас тут можно расквартироваться. Вы не подумайте, я гость неприхотливый. Мне бы койку да харчи, а я уж не обижу.

– Никто у нас жилье не сдает, – процедил фиксатый тип. – У нас тут всех после войны уплотняли. Так что шел бы ты, парень, отсюда, потому как нет у нас туточки свободных мест.

– Да как же? – тут же вмешался в разговор его приятель. – А Зинка из третьего дома? Она же вроде бы как прежнего своего жильца выпроводила, и теперь у нее одна комната пустует.

Фиксатый тип немедленно ткнул его локтем и заявил:

– Мне Зинка вчера сказала, что нашла она жильца. Так что нет у нас тут мест. Такие вот дела.

Рябой дядя наконец-то смекнул, в чем дело, тоже закивал и зачастил:

– Точно-точно! Как же я мог забыть? Она же и мне это говорила!

Веня видел, как руки этого фрукта трясутся, едва не разразился смехом и проговорил:

– А вы, голуби мои, часом не устали порожняк гнать? Я ведь точно знаю, что вон в том доме можно комнатенку надыбать. – Он достал из кармана блокнот, открыл его и сделал вид, что читает. – Ну вот! Дом восемь, квартира тринадцать. Мне один корешок этот адресок дал, сказал, что вдовушка там гарная обитает и таких, как я, добрых молодцов, очень даже не прочь приютить.

Мужики снова переглянулись.

– Восьмой дом, квартира тринадцать? Так там же Юлька-циркачка живет! – воскликнул тип с фиксой. – Не вдовая она, да и мужик у нее имеется.

Старший лейтенант сдвинул брови:

– Циркачка, говоришь? Что за особа такая?

– Гимнастка Юлия Коро! – принялся пояснять рябой мужичонка. – Юлька наша – очень даже известная личность, хотя ты вряд ли ее знаешь.

Костин хмыкнул, вытащил из кармана пачку, раскурил папиросу и выдал:

– Я-то как раз очень даже знаю. Только вчера в цирке побывал. Не для удовольствия, конечно, ради дела. – Веня похлопал себя по груди, и мужики снова переглянулись. – Так, значит, эта самая краля, которая под куполом пируэты вытворяет, туточки живет. Не знал. А она точно в тринадцатой квартире обитает?

– Точно, – сказал рябой дядя и энергично закивал.

– Значит, прогнал мне пургу Ряха. Так дружка моего зовут, того, который мне этот адресок дал.

– Обознался твой Ряха! – заявил тип с фиксой и сделал глоток из бутылки, которую все это время не выпускал из рук.

Веня еще раз заглянул в блокнот, покачал головой и проговорил в порыве праведного гнева:

– Ну, Ряха! Ну, урод! Я ему же глаз вырву за такой прогон! Вот же у меня написано, улица Артельная, дом восемь, квартира тринадцать.

– Артельная? – спросил рябой мужичок. – Так это же Садовая! Не твой дружок ошибся, а ты, мил человек. Артельная чуть дальше, за перекрестком.

Веня хлопнул себя по лбу.

– Вот дела! Да как же это я так? – Он затянулся, потом лукаво прищурился и спросил: – А эта ваша циркачка, она точно тут живет?

– Точно, – ответил рябой дядя.

– И комнату не сдает?

– Не сдает.

Костин потер подбородок и сказал:

– Жаль! Козырная она деваха! Я бы с превеликим удовольствием у такой расквартировался.

– У ней муж есть, – сурово пробасил тип с фиксой.

– Да не муж он ей, а так, сожитель! – тут же поправил его приятель, тут же нарвался на испепеляющий взгляд и услышал:

– Юля – девушка порядочная и не злобная. Всегда поздоровается, доброе слово скажет.

– А ежели нужно, та и червончик одолжит, – добавил рябой дядя. – А еще она животных очень любит. Тут у нас в подвале с полдюжины кошек обитают, так Юленька наша каждый день им покушать носит! То обрезки рыбные, то молочко.

– Молочко? – Веня тут же оживился.

– Да, молочко. Каждый божий день с пакетом и бутылкой к мусорке ходит. Видишь, там, у бачков, миска стоит?

– Ну да, вижу, и что?

– Так наша Юленька каждый день, в одно и то же время к этим бачкам ходит и целую бутылку молока кошакам нашим наливает. Не все жильцы, конечно, этому рады, но есть и такие, которые Юленьку нашу поддерживают.

– В одно и то же время, говоришь?

– К девяти утра приходит и целую бутылку кошкам наливает. По ней даже часы сверять можно.

Веня почувствовал, как мышцы его невольно напряглись.

«Вот он, выход из положения! Теперь главное – не оплошать», – подумал опер.

– Так уж и бутылку? – спросил он как бы без интереса.

– Ну да. Целую бутылку выливает, а дворник наш Митрич потом эту посуду собирает и сдает.

– Так я не понял, ваш Митрич тоже в девять часов сюда является за бутылками? Так, что ли?

Рябой дядя беззлобно рассмеялся и сказал:

– Какое там. Митрич наш каждый вечер упивается в дугу. Потому и просыпается он не раньше одиннадцати. Как глаза продерет, так сразу к бачкам спешит и бутылки собирает. Сдает он их. Не бог весь какие деньги, а все же лишняя копейка.

– Юля наша знает, что Митрич за бутылками ходит, потому свою в бак не кладет, а рядышком ставит! – подтвердил слова приятеля тип с фиксой.

Веня поднялся, коснувшись пальцами козырька кепки, подмигнул своим новым знакомым и заявил:

– Ладно, заболтался я тут с вами. Пора и отвалить. Двину на Артельную, поищу там нужный адресок. Глядишь, добрые люди и приютят.

Старший лейтенант смачно шмыгнул носом, поднялся с лавочки и вразвалочку двинулся в сторону арки, на ходу покручивая четками.

Костин всю ночь ворочался, не дождался будильника, который поставил на пять утра, и вскочил с постели. Он не стал причесываться, не почистил зубы, лишь слегка омыл лицо холодной водой.

На этот раз парень не стал надевать новую голубую рубашку и брюки с наглаженными стрелками, натянул старую вытянутую водолазку и облачился в поношенные матросские клеши, которые после войны ни разу не пользовал.