– Сделай перерывчик, а? Там идет на посадку какой-тосамолет, целеустремленно так, прямо к кораблям заруливает...

Задумчиво приложив палец ко лбу, Гай протянул:

– Странно, деньги плачены честь по чести, разрешение насъемки, то бишь аренду, по всем правилам выписано, так что это не власти...Какие-нибудь долбаные туристы? Надо бы шугануть, чтобы не пялились бесплатно нато, за что должны денежки выкладывать... Ладно, детка, оденься пока. Пойдемпосмотрим.

Он энергично направился к двери, но Мазур его с превеликимоблегчением опередил. В гробу он видел такие кинопробы, откровенно-то говоря.Пожалуй, о некоторых подробностях этой командировки надо будет дома помалкиватьвглухую. Иначе шуточек потом не оберешься, долгонько будут поминать. Естьпечальные примеры с вышибалой в борделе...

Когда они спустились по трапу, к берегу уже собрались всечлены киногруппы, обрадовавшиеся случайному развлечению. Небольшойгидросамолет, изящный, белый с двумя синими полосами по борту, уже коснулсяводы и, оставляя двойную белопенную борозду, гасил скорость, направляясьпрямехонько к корме «Альбатроса». Возле нее он и остановился, замер винт, умолкмотор, самолетик уткнулся поплавками в песок, тут же распахнулась дверца, и на берегстали выпрыгивать люди.

Четверо мужчин в светлых пиджаках и светлых куртках. Ониодин за другим выбирались на сухой песок, двигаясь совершенно непринужденно,целеустремленно, почему-то казалось даже, что они и не видят табунок зевак,насчитывавший около двух десятков человек.

Гай деловито протолкался вперед – и замер на месте,растерянно таращась на происходящее.

У двоих прилетевших в руках ничего не было – а двоеостальных держали стволами вниз короткие аргентинские автоматы. Мазур прекраснознал эту модель: небольшая, игрушечная на вид, но трещотка самая настоящая испособна натворить дел, особенно в умелых руках.

Шагавший впереди поднял автомат, одной рукой, без усилий,наведя ствол в небо, с небрежным видом потянул спуск. Автомат выплюнул очередьна десяток патронов, вылетевшие гильзы по дуге ушли в песок.

Моментально воцарилась полная тишина, и все замерли в позах,в которых их эта неожиданность застала. Человек с автоматом, подойдя близко,распорядился спокойно, деловито:

– Ну-ка, мальчики и девочки, кыш, кыш! По корабликам,живенько, два раза повторять не буду и стрелять буду уже не в воздух...Живенько, кому говорю! А ты останься, австралиец! Стоять смирненько!

Вся толпа так и сыпанула к суденышкам. Двое с автоматамишагали следом с невозмутимым и хватким видом опытных пастушеских волкодавов.Мазур остался стоять на месте, решив, что не стоит обострять ситуацию, не имеяточной информации. Вся эта четверка была ему решительно незнакома. Но, как бытам ни было, ухватки у них что-то не напоминают поведение блюстителей закона,пусть даже грубых и нахальных...

Двое оставшихся неторопливо подошли к нему. Оружие у них,разумеется, все же было – Мазур без труда углядел под пиджакамивнушительные кобуры.

Это еще полбеды. Что ему решительно не понравилось, так этолица незнакомцев. И вовсе не потому, что они были какими-то особеннозверскими или уродливыми. Ничего подобного, наоборот – самые обычные люди,неброской внешности. Просто-напросто подобные физиономии он просекалсразу. Какправило, они принадлежали людям серьезным и потому особенно опасным. Спокойноепревосходство, бесстрастие, холодная непреклонность. Обычно такие ребятки немелочь по карманам тырят в автобусах, а занимаются делами посерьезнее. Иотноситься к ним нужно со всей серьезностью, не за фраеров держать...

В кабине самолетика, Мазур прекрасно рассмотрел, больше никого не осталось. Ситуация, конечно, вовсе не похоронная, но из-за своейполнейшей непонятности все же скверная...

Он оглянулся. Массовку, сноровисто разбив на две кучки, ужезагнали на кораблики, скрылись из виду и они, и их погонщики с автоматами.

– Нужно поговорить, Дикки, – сказал один, глядя наМазура примерно так, как он сам смотрел на копощащихся в песке крабиков.

– А вы меня ни с кем не путаете, ребята? – осведомилсяМазур.

– Дик Дикинсон, паспорт австралийский, но о подлинностисудить не берусь. Скрипочка из оркестра Бешеного Майка. Бродячий музыкант.

– Парни...

Незнакомец спокойно поднял ладонь:

– Простые правила, Дикки. Ты не валяешь дурака и непритворяешься безобидным туристом. Если будешь продолжать в том же духе,чувствительно получишь по организму, а если и тогда не уймешься – словишь вовсеуж болезненно. Ты понял правила?

– Понял, – угрюмо сказал Мазур.

Не следовало нарываться. И так верилось, что слов на ветерэтот субъект не бросает.

– Вот и отлично. Как тебя зовут, мы знаем. А меня зовутМистер Никто.

– Джон Доу, что ли? – рискнул Мазур.

– Это скверная шутка, Дикки.

Шуточка была и в самом деле не особенно и добрая. Так ужиздавна принято у американских полицейских и медиков: труп, чью личность покачто установить не удалось, или находящийся в бессознательном состоянии столь жене идентифицированный пострадавший до более детального выяснения именуется вофициальных документах «Джон Доу». Если это мужчина, разумеется. Женщинуобозначают как «Джейн Доу».

– А что, шутить тоже нельзя? Извините, вы не предупредили.

– Шутить не стоит. Не будем тратить драгоценноевремя, – сказал Мистер Никто. – Дальнейшая беседа будет протекатьпросто: вопрос – ответ, вопрос – ответ. Без шуточек, пустословия и, самоеглавное, без вранья и уверток. Если все пройдет по такому именно сценарию, мыулетим, а ты останешься с этой порнографической шушерой целый и невредимый. Тыпонял правила?

– Понял, – сказал Мазур.

Незнакомец огляделся и моментально принял решение:

– Пошли вон туда, под навес. Не так жарко будет.

Пожав плечами, Мазур первым направился к хлипкому навесу.

– Забился в безопасное местечко пережить трудные времена?

– Пожалуй, – сказал Мазур.

Под навесом стояло превеликое множество пластмассовыхстульев. Усевшись на ближайший, Мистер Никто кивнул Мазуру:

– Садись, Дикки, разговор в пару минут не уложится...

Прежде чем Мазур сел, второй бесцеремонно его охлопал, явнов тщетных поисках оружия, а потом поместился за спиной. Мистер Никто заложилногу на ногу, сунул сигарету в рот и сказал небрежно:

– Кто ты такой, мы, как видишь, прекрасно знаем. Что до нас,то мы просто-напросто мальчики на посылках. Есть такая категория наемныхработников, в нее вписывается превеликое множество самого разного народа. Носуть, в общем, одна. Мальчики на посылках. Нам поручили с тобой потолковать, имы не поленились прилететь. Предупреждаю сразу, чтобы не осталось ни малейшихнедомолвок: мы, как ты уже, должно быть, просек – посыльные особогорода. Нелирические записочки доставляем от кавалеров к дамочкам и не пиццу развозим. Унас гораздо более серьезная контора, и задачи, соответственно, гораздо болеесерьезные, чем у разносчиков пиццы. Да и хозяин, скажу тебе по секрету, оченьсерьезный. В том смысле что все его поручения полагается выполнять в сжатыесроки и очень скрупулезно, от сих и до сих. Если мы подведем хозяина, чего-тоне выполним, выполним не в полном объеме или напортачим, хозяин будет в ярости.Такие провалы, к гадалке не ходи, заканчиваются для провинившихся купанием вкаком-нибудь тихом заливчике с увесистыми бетонными ластами на нижнихконечностях. Или чем-нибудь другим не менее унылым – а то и гораздо болеемучительным. Понимаешь, что отсюда вытекает? То, что мы не можем позволить себероскоши напортачить или выполнить поручение наполовину. И поскольку у человеканет более близкого создания, чем он сам, мы с приятелем думаем в первую очередьо себе. Все твоинеудобства, которые могут возникнуть от твоего нежеланиясотрудничать, нас совершенно не трогают. В том числе и то, будешь ты живили станешь мертвым. Мне уже приходилось переселять людей на тот свет – и,подозреваю, еще придется... В общем, шутки кончились, а виляния, увертки иложь недопустимы. Уяснил?