Корма оседала все глубже, шумно плескала вода, наповерхность, громко лопаясь, взлетали громадные бульбы выходящего в пробоинувоздуха. Беготня на палубе тонущего кораблика становилась из хаотичной гораздоболее упорядоченной – несмотря на окрики Майка, его подчиненные драпали на носв едином порыве, перепрыгивали на пирс.

Над головой у них, в рубке, послышалась беготня, тамвспыхнул свет, где-то внизу послышался мягкий рокот мотора. Один изтелохранителей затопотал туда, вопя, что нужно на всякий случай уводить«Доротею» к чертовой матери подальше, пока еще что-нибудь не рвануло. Он взлетелв рубку, напоследок крикнув что-то о несомненных террористах.

Вскоре из рубки проворно ссыпался на палубу матрос, бросилсяк кнехту и принялся проворно распутывать швартовочный трос. За кормой ужебурлила вода. «Доротея» стала отваливать от пирса, сходу разворачиваясь носом воткрытое море.

Мазур еще успел во всех деталях рассмотреть, как злосчастная«Виктория» уже поднялась над морем под углом чуть ли не в сорок пять градусов –корма полностью под водой, с вибрирующим звоном лопнул, к чертовой матери,швартов, последние перепрыгнули на пирс и стоят там кучкой, оторопело таращась,как погружается шхуна со всем добром на борту. Слышались яростные семиэтажныеругательства на разных языках.

Кристина так и стояла молча, крепко сжимая его руку – аМазур подумал не без законного самодовольства, что справился отлично, знайнаших. Оружие и боеприпасы, можно считать, уже на дне морском. ПоложениеБешеного Майка осложнилось самым трагическим образом – и винить в происшедшемон, без сомнения, будет наглючих местных бандитов, ни с того ни с сеговозведших на него напраслину касаемо торговли наркотой. Много времени пройдет,прежде чем забрезжит истина. Судьба переворота – под большим вопросом. Егокак минимум придется отложить, а тем временем многое может случиться...

И еще он подумал, что пора уносить отсюда ноги, как с самогоначала предусмотрено. Делать тут больше решительно нечего.

Кристина прижалась к нему, вздрагивая то ли от утреннейпрохлады, то ли от запоздалого страха. Мазур заботливо обнял ее покрепче, но онауже была чуточку нереальной, отодвигалась куда-то невозвратно, как обычно с егопрошлым и бывало. Ощутив прилив мимолетной симпатии – славная девочка, в общем– Мазур постарался побыстрее его подавить: у него в этом отношении был большойопыт, и многое получалось едва ли не само собой. И все же эта симпатия илегкая жалость были чем-то новым, чтоб им провалиться...

Настроение у Мазура отчего-то было сквернее некуда.

Так иногда случается: без всяких поводов и причин, ни с тогони с сего накатывает неприятная смесь уныния и злости, и отделаться от нееникак не удается. И на стену не лезешь, и особо не переживаешь, просто-напростовпадаешь в некое спокойное, устойчивое отвращение ко всему на свете.

А поводов не было, вроде бы. Лазурный небосвод радовал взоридеальной синевой, сверкало море мириадами солнечных искорок и большой белыйкатер под названием «Альбатрос», у руля которого стоял Мазур, скользил себе поокеанской глади, подчиняясь малейшему движению руки. И управлять этой посудинойоказалось проще некуда – минимум рычагов и кнопка, никакого моториста, Мазурособых усилий и не затрачивал.

Одним словом, все прекрасно, спокойно и безоблачно. А вотподи ж ты, на душе смурно, и все тут. Он решил поначалу, что это очередноедурное предчувствие – бывало в его профессии, чуял заранее – но скоро вынужденбыл признать, что ничем подобным тут и не пахнет. Просто хандра.

А так – все сложилось великолепно. Завтра навернякапредстоит вернуться во Флоренсвилль, куда уже сдернулЛаврик, как всегда в такихслучаях и бывает (они, сговорившись предварительно, должны были сматываться изтого места, где крупно нашалили, поодиночке, разными дорогами). Благо было комупонаблюдать украдкой со стороны, что станет делать дальше неожиданно лишившийсявсего своего добра Бешеный Майк.

Так что совершенно права была взбалмошная принцесса, хоть исама того не знала – рассеянно поцеловав его на прощанье, она посмотрелапристально и сказала с непонятным выражением лица:

– У меня такое чувство, что больше мы не увидимся...

Мазур, конечно, ухмыльнулся беззаботно и сказал, что все этоглупости – но про себя-то прокомментировал: так оно и обстоит, в точку, то лиот матери ей и в самом деле достались непризнанные официальной наукой способности,то ли просто женское чутье...

Пожалуй, все дело было в принцессе. Совершенно непонятноотчего он начал хандрить из-за нее – нельзя сказать, чтобы особенно зацепила,сквозь все его фальшивые жизни просквозиламасса людей, с иными из которыхсвязывали эмоции и посильнее, он прекрасно умел выкидывать прошлое из памяти. Ивсе равно...

Это точка, подумал он. Нечто похожее в свое время подробноразвивал доктор Лымарь: бывает, мол, в жизни точка, когда любой пустяк вышибаетиз колеи, потому что подошла пора захандрить. И никуда не денешься, этимвсего-навсего надо переболеть, не придавая особенного значения.

Доктору все же было полегче – хотя бы оттого, что, когда нанего накатила его собственная точка, как нельзя более кстати случилась тазаварушка в далекой знойной Африке, и они всей оравой принялись пресекатьпроиски, крушить и разносить вдребезги. Нет лучшего лекарства от хандры, кромекак побегать с ручным пулеметом посреди хорошей заварушки, когда по улиценесутся броневики, паля из всего бортового, горят дома, бухают разрывы,в панике разбегается президентская гвардия, и нужно в сжатые срокиэту поганую ситуацию переломить самым решительным образом. Какая тут хандра...

А у него все обстояло мирно и благолепно. Стоял в чистенькойрубке, сверкавшей никелем и белой пластмассой, крутил штурвал и следил занемудреными приборами. В качестве капитана корабля ему даже ни разу не пришлосьни на кого рявкнуть. Порядок на борту царил безукоризненный. Мазур, сначалаувидев, что на суденышко грузится та самая компания, с которой Гай в вволюоттянулся в «Ацтекской принцессе», решил, что веселье и в море продолжится наполную катушку уже в открытом море. И с садистским предвкушением приготовилсяпри первой возможности навести дисциплину: коли уж наняли капитаном, извольтеслушаться...

Однако получилось наоборот. Народ выглядел слегка удрученнымпосле вчерашнего, но никто не делал попыток не то что пуститься в разгул, нодаже и чуток опохмелиться, хотя видно, что всем этого хотелось. Сидели себесмирнехонько кто на палубе, кто в салоне, покуривали и попивалипрохладительные.

Мазур уже совершенно точно убедился, что такое положение несамо собой сложилось – безукоризненный порядок на борту быстренько навелрежиссер. Вульгарный тип, чертовски легкомысленный на вид, но дисциплину, каквыяснилось, поддерживать умел, что Мазуру понравилось. Никакой тебе богемы,верится, что плывут работать...