Но явно услышал, потому что его руки уже обвиваются вокруг моей талии и рывком поднимают неуклюжую меня с пола.

– В порядке? – слышу нотки смеха в голосе.

– Пару рёбер сломала, а так всё отлично.

Тишина.

– Это была шутка.

– Вряд ли. Обычно шутки смешные.

– Можешь уже отпустить меня.

– Ты не ответила на вопрос.

– Я не верю в дружбу между парнем и девушкой. Теперь ответила?

Либо мне показалось, либо он только что обнял меня немного сильнее. Словно я сбежать могу. Словно он не хочет, чтобы я сбегала.

– Даю слово, что не собираюсь в тебя влюбляться, – голосом с хрипотцой, но вполне уверенно.

«Тогда какого чёрта ты сейчас меня обнимаешь?» – хочется заорать ему в лицо.

– Тогда какого чёрта ты меня обнимаешь?

– Чтобы ты не споткнулась ещё об что-нибудь и действительно не сломала себе рёбра.

На всё-то у него есть ответ. Такой правильный ответ!

– Нам не стать друзьями, – предельно спокойно сообщаю.

«Уже точно не стать.»

– Мы можем проверить.

– А что будет, если я влюблюсь в тебя? – повысив голос интересуюсь и, клянусь, его дыхание замерло. Теперь я готова проклинать причину, по которой отсутствует электричество, потому что не могу видеть лицо Мити, когда мне это так нужно!

– Кристин…

– Просто скажешь: «Извини. Не получилось. Ты была права», и по-дружески похлопаешь меня по плечу? Как обычно, да? – не без горечи усмехаюсь. Пытаюсь отстраниться – не отпускает.

– Этого не будет, – твёрдо.

А мне ещё больше смеяться хочется:

– Чего не будет? Того, что ты попросишь прощения, или того, что я влюблюсь в тебя?

– Крис… ты ребёнок.

Ну хватит!

– Тебе не кажется, что ты слишком часто об этом говоришь?.. Убедить себя в этом так сложно, правда? Приходится постоянно напоминать, чтобы не забыть?!

Темнота? Близость? Обида? А может я просто спятила?.. Не знаю, что стало причиной моему откровению, скорее всего… причина ему не злость, не подростковый максимализм и прочая туфта. А всего-навсего… надежда?

– Что если бы мне было двадцать? Или двадцать один, двадцать два? Сколько тебе нужно?

Что же я творю?..

Молчит.

Кажется, дошло наконец… Дошло то, во что поверить не мог, но уверена, уже давно понял. Он видел, как я на него смотрела в тот день, когда он пел на сцене. Так не смотрят на просто друга.

Думаю, я только что усложнила себе жизнь ещё больше.

– Ты не понимаешь, о чём говоришь, Крис, – вздыхает.

– Я хотя бы говорю, – с циничным смешком, и вновь пытаюсь отстраниться. Не отпускает. О безопасности моей забоится. Чёртов придурок! – Отпусти!!!

– Успокойся для начала!

– Хватит меня успокаивать. Хватит со мной нянчиться! Просто… отпусти меня.

Свет включается одновременно с тем, как руки Мити падают по швам, и я вижу его лицо.

Примерно также на меня смотрел отец, за месяц до того, как пропал. Я знаю этот взгляд… в нём слишком много безысходности, чтобы её не заметить.

– Мне пора, – спохватываюсь и так быстро, как только позволяют мои дрожащие ноги, шагаю к двери.

– Я отвезу тебя.

– Нет.

– Уже поздно! Я отвезу тебя домой! – догоняет.

– Я сказала: нет! – круто разворачиваюсь к нему. – Едь домой. Тебя ждёт Алина. А мне нужно… мне нужно готовиться к распродаже.

– К чему? – брови резко нахмуривает.

– К распродаже. Мне нужно маму содержать и за квартиру платить. Тяжело нынче быть ребёнком, понимаешь? – всплескиваю руками и пока вновь не разрыдалась на глазах у этого идиота, быстро шагаю по коридору к лестнице.

Слышу, как в скважине поворачивается ключ, а следом раздаётся топот бегущих ног за спиной:

– Это пройдёт, – говорит Митя, открывая передо мной дверь ведущую на лестницу.

– Что пройдёт? – стою на месте, как вкопанная.

– То, что ты себе придумала… всё это пройдёт. А позаботиться о тебе кто-то должен, – в глаза мне заглядывает, и этот взгляд ставит точку. На всём. На всём, что я себе действительно придумала… Этот парень никогда не разглядит во мне кого-то большего, чем просто попавшего в сложную жизненную ситуацию разбалованного ребёнка. Но вот придумала ли я себе всё остальное?.. Это вряд ли.

– Я отвезу тебя домой, – говорит настойчиво и тянет меня за рукав куртки за собой, вниз по лестнице. – Во сколько говоришь распродажа?

– Ты сказала ему во сколько заехать? – Женя крутится перед зеркалом в моей спальной, примеряя всякого рода бижутерию, которой у меня набралась целая коробка из-под обуви от сапог. Женя решила, что это обычные рыночные безделушки и нарадоваться теперь не может, примеряя на себя то серёжки, то браслеты… А я повела себя тактично и не стала смущать Женю новостью, что бижутерия бывает не только рыночной, но и брендовой, о-очень дорогой. Которую мы и собираемся продать по рыночной цене, а то и дешевле, – на барахолке.

– Так что, Крис? Будем ждать, пока Митя заедет?

– Что за вопросы? Конечно же, мы НЕ будем ждать, пока Митя заедет! – продолжаю копаться в завале из одежды, в который превратилась моя кровать, и отправляю в одну из опустевших после переезда коробок ненужное мне шмотьё. Ну, как ненужное… расставаться с любимыми летними кофточками, шортиками и сарафанами приходится скрепя сердце, но лето ещё не скоро, а кто-то же должен заплатить за квартиру.

И этот кто-то – точно не моя мать.

Вчера, когда вернулась домой, застала её в таком пугающем состоянии, что, честное слово, уже подумывала скорую вызвать, потому что, казалось, мою маму замкнуло изнутри. Она даже не шевелилась, сидя за кухонным столом, когда я пыталась до неё докричаться! Клянусь, она даже не моргала; стеклянным взглядом пялилась на свой выключенный телефон в руках и лишь после того, как я неслабо её ущипнула, вздрогнула и поинтересовалась, как давно я пришла.

На вопросы о том, что случилось, мама отвечать отказалась, сославшись на плохое самочувствие, и если бы я не была её дочерью, то наверняка поверила бы в это жалкое оправдание. Но я отлично знаю, что когда маме плохо, она не вылезает из постели и время от времени жалобно стонет о том, что умирает, так что… в этот раз что-то было не так.

А потом позвонила тётя Маша с очередным напоминанием о плате за квартиру и новостью, что она через пару дней заедет за деньгами, и мамино состояние резко стало самой незначительной проблемой из всех, что свалились на мою голову.