– Да нормально: учиться не хочет, работать пошла. Все деньги нужны, – отмахнулась Валя, побив козырным тузом шестерку бубей. В ее голосе звучало неприкрытое разочарование. Вот мечтаешь-мечтаешь о светлом будущем для своих детей, чтобы они лучше, чем ты, жили, а они берут и идут своей дорогой. Маникюрша – ну разве это серьезная профессия? Хотя деньги – да – идут…

– Все они деньги хотят, молодежь, – вздохнула со знанием дела Зина, открыв карты. Она продула в очередной раз. Собрала колоду, начала тасовать ее заново, то и дело поглядывая на Тамару, чье депрессивное состояние не радовало.

– Ходи, у меня нет козырей, – после очередной раздачи карт констатировала Валя.

Зинаида с тоской взглянула на свои карты – здесь тоже козырями не пахло, а проигрывать надоело. Поэтому она переключила внимание с шестерок-семерок на Тамару.

– Не знаю, что с Тамарой делать… – прошептала она. – Два дня уже ничего не ест…

Решив, что пора хоть что-нибудь предпринять, деятельная Зинка принялась докапываться до не реагирующей на ее голос соседки.

– Тамар… Тамара….

Но та ее не слышала. Мысли Тамары витали далеко отсюда. В них она снова была с Петей. Вспоминала, как счастливы они были вместе.

Однако настойчивое Зинкино «Тамар!» вынужденно возвращало в болезненную реальность.

Выглядеть слабой в глазах других самолюбивой Тамаре не хотелось, украдкой вытерев слезы, женщина повернулась к соседкам.

– Том, ну хоть яблочко съешь! – настырная сердобольная Зинка уже переместилась на краешек ее кровати. – Я уже тебе и порезала.

Но есть не хотелось. Соседке пришлось вернуть тарелку с нарезанным на дольки яблоком на прикроватную тумбочку, поставив ее на местную районную газету «Пригород», на первой полосе которой красовалась яркая новость о празднике на одной из улиц поселка. Жизнерадостные лица односельчан резко контрастировали с мрачным состоянием Тамары.

Жить не хотелось.

– Ну, нельзя же так, – продолжала увещевать Зинаида.

– Да она из-за дочки убивается, – подсказала Валя, которая, как никто, понимала Тамару, потому что со своей оторвой тоже хлебнула лиха. – Ни разу, коза, не навестила.

– Да придет она! Куда денется-то?! – с новой силой начала увещевать Тамару Зинка. Она искренне переживала за нее, хотела помочь, не понимая, что меньше всего Тамаре сейчас нужно было общение.

Тамара хотела было ответить – хотя бы из вежливости, но не смогла. Из-за болезни нервы окончательно сдали. Женщина не выдержала – всхлипнула, отвернулась. Зина окончательно впала в печаль.

– Ну вот, что с ней делать?! – взмахнула руками она, убежденно добавив: – Да придет!

– Нет. Не придет. Не нужна я ей больше… – с горечью отозвалась Тома, смахнув слезу. – Не-ну-жна!

Ее слова звучали не как констатация факта, а как приговор. В этот самый момент дверь открылась и в палату заглянула блондиночка-медсестра Ирина, радостно сообщив Тамаре новость.

– Тамара Васильевна! Там дочка ваша пришла. С врачом разговаривает.

Сердце Тамары замерло и снова забилось – от счастья.

Соседки довольно переглянулись.

– Ну, слава богу! – выдохнула Валентина.

– Я ж тебе говорила! А ты все: не придет, не придет! – довольная Зинаида вернулась на свою кровать. – Дочка все-таки! Не чужая!

– Не чужая! – всхлипнула Тамара, но на этот раз плача уже от счастья.

Она торопливо подскочила с кровати, глядя в отражение открытого окна, через которое в палату проникал теплый майский ветер, начала судорожно поправлять прическу, собирая распущенные волосы в пучок. Ее не хотелось представить перед Люсей в больном растрепанном виде. Зачем огорчать дочку? Пусть думает, что с мамой все в порядке!

«Не чужая… Не чужая!!!» – эхом отзывалось в душе счастливой Тамары, которая уже бежала по больничному коридору на встречу со своей любимой доченькой.

Николай Владимирович был хирургом от Бога – высокий, крупный, усатый, с прекрасным чувством юмора и добрым сердцем. Он – один из той старой гвардии, на которой держалась районная больница. Связываться с Николаем Владимировичем никто особо не решался, поэтому его отделение хирургии начальство, поставленное «сверху», предпочитало обходить стороной.

В данный момент врач сидел у себя в кабинете завотделения за столом и неплохо гармонировал с толстеньким китайским болванчиком – статуэткой, привезенной из-за границы, которая стояла здесь же, на столешнице.

Напротив Николая Владимировича на стуле расположилась растерянная Дина, которая пыталась осознать услышанное.

– Так, подождите! Я что-то ничего не понимаю! Бабушка сказала ясно: маме нужна операция. Я поэтому и прилетела…

– Возможно, Клавдия Матвеевна меня просто не поняла, хотя я в общем-то ей все подробно объяснил, – не торопясь начал Николай Владимирович. – Тамаре Васильевне не требуется хирургическое вмешательство. Хотя, безусловно, ей нужно поберечь сердце. Проблемы со здоровьем есть… Лишние волнения ей ни к чему.

До Дины запоздало дошло, что бабуля даже здесь осталась в своем репертуаре. Она воспользовалась ситуацией с Тамарой, чтобы хитростью заманить старшую внучку на юбилей.

– Ну, бабуля! – только и смогла выдать возмущенная девушка.

Размышления воинственно настроенной Дины о том, что она сделает с любимой бабушкой, когда встретит, были прерваны спешным стуком в дверь.

– Войдите! – громогласно отозвался доктор.

На пороге появилась радостная Тамара, предвкушающая встречу с Люсей.

– Здрасте, доктор! Мне сказали, дочь пришла…

Тамара не сразу узнала в сидящей спиной к ней молодой элегантной женщине свою старшую дочь. Лишь когда Дина повернулась, до Тамары дошло, кто перед ней.

– Дина?!

Застывшая улыбка, неприятное удивление и неприкрытое разочарование – вот что отчетливо читалось на лице Тамары. Она и не пыталась этого скрывать.

– Здравствуй, мама.

– Дина… – тихо, обреченно констатировала резко помрачневшая Тамара, отступая в коридор.

Дина.

* * *

Они сидели в покойном приеме. Вдвоем на короткой лавочке под информационным стендом. Каждая на своем краю. Такие красивые и далекие, хотя их и разделяло всего сантиметров двадцать. Тамара в темно-синем халате и Динка – в элегантной блузе, юбке-футляре, на каблуках.

За эти годы старшая дочь превратилась в самодостаточную красивую элегантную женщину. Такой ее мать не ожидала увидеть. Если раньше Дина финансово и морально зависела от нее, то теперь, когда дочь больше никак не связана с матерью, та не знала, как с ней общаться. Потому что нечем было крыть и давить. Больше Тамара не имела власти над Динарой. И это рушило всю ее систему жизненных координат.